— Мне показалось, вы нашли плакат очень забавным, — сказала Бриз, когда они заказали утиные равиоли конфи, а затем фрикасе из омара и дуврскую камбалу.

— О, да. Знаете, больше всего я ценю верность, этот товар успешному человеку найти труднее всего. Этот плакат высмеивает самых значимых небожителей на земле. Это действительно порождает отклик в душе, потому что показывает, что даже наиболее уважаемые сановники могут ощущать недостаток прямоты, честности и преданности. Эти качества я ищу в людях, с которыми веду деловые отношения, того же жажду увидеть у своих служащих, но их так же трудно обнаружить, как золотой песок. Я думаю о долгих годах, которые я потратил на поиски, о том, насколько трудно это найти — наверное, это измотало меня и заставило почти совсем потерять веру в людей.

Бриз наслаждалась блюдами, но внезапно у нее во рту появилось ощущение, похожее на вкус жеваного картона. Она подумала о Ричарде, г-не Ванхоффере и их, известной ей, мерзкой тайне. Все трое, включая ее саму, были похожи на гадюк, пытающихся ужалить Себастьяна. Но хотела ли она быть частью этого заговора? Она очень старалась ненавидеть Себа так же, как это было в тот момент, когда он поймал ее, но больше не могла. Он говорил оживленно, когда расслаблялся, шутки так и шли ему на язык. Она не могла отвести взгляд от черт его лица, которые когда-то казались ей стальными и резкими, но в действительности могли быть и достаточно мягкими. Ей понравились крепкий римский нос, блестящие глаза с искорками живого серебра и светлые блики в его волосах, которые казались такими мягкими, когда она проводила по ним пальцами, что ей хотелось касаться их снова и снова. Она поняла, что с нетерпением ждет их совместной ночи. Ей хотелось, чтобы он прижал ее к себе, занялся с ней любовью. Она съела только половину основного блюда, а затем отложила нож и вилку и произнесла:

— Себ, вы сильно голодны?

Он остановил вилку на полпути ко рту, и его улыбка заставила ее растаять.

— Почему вы спрашиваете? Вы думаете о том, что мы можем съесть десерт у себя в номере?

— Совершенно верно. Особый вид десерта. — Она положила на стол салфетку и позволила ему проводить ее из украшенной цветами столовой в скрытую ото всех жизнь их номера. Королевский номер был роскошным — разноуровневый, очень интересной овальной формы. Глядя, как ночь опускается на Грин-парк, она чувствовала, что Себастьян ласкает ее, стоя у нее за спиной. Он покрывал поцелуями ее шею, отвлекая ее от платанов, скрывающих своими ветвями влюбленных, сбежавших рука об руку от безумия площади Гайд-парк-корнер в этот зеленый оазис. Она чувствовала аромат недавно скошенной травы, в то время как Себастьян обнимал и прижимал ее к своей гладкой мускулистой груди. Она повернулась к нему и почувствовала, что в тот момент, когда он раздевал ее, ее тело пронзали острые иголочки. Его глаза заглядывали ей прямо в душу, когда он аккуратно снимал с нее одежду. Она стояла перед ним обнаженная и смотрела, как он медленно раздевается, округлые холмы ее груди ритмично вздымались и опадали. Когда он подошел и приник к ней, ее тело пронзила волна удовольствия, сотрясая его, как первый рокот надвигающегося землетрясения. Когда он положил ее на постель и провел пальцами по ее телу от пальцев ног, по лодыжкам, голеням, целуя ее кожу с ненасытной страстью, она погрузила пальцы в его волосы, наслаждаясь их мягкостью. Когда он приблизился к ней, она обхватила его ногами с энергией, которая говорила более красноречиво, чем слова.

— Ты нужна мне. — Когда ее грудь скользнула ему в ладонь, она увидела, что его глаза замерцали от экстаза. Она схватила его каменно-твердый член и ввела его в себя, и в этот момент она поняла, что решение принято. Он собирался заняться с ней любовью, спать с ней всю ночь, и на сей раз она хотела его. Всего. Всю свою жизнь ее убеждали, что необходимо быть независимой, быть островом, отделенным от остальной суши, но она больше не хотела быть Снежной королевой. Этот мужчина был особенным. Ей необходимо было соединиться с ним, принадлежать ему. Это могло уничтожить ее. Он мог бы решить, что, выиграв приз, можно отказаться от нее, бросить на растерзание волкам. Но порой она думала, когда дразнила его, раскрывая лепестки, как цветок, и вводя его внутрь, что иногда надо рисковать. Порой оно этого стоит.

Себастьян поднялся, встав на колени на кровати, позволяя ей соскользнуть с его пениса. Он обвил ее руками, и его мышцы напряглись, когда он поднял ее на себя. Ее волосы упали вперед, и он вдохнул их аромат.

— Иди ко мне, Бриз, на меня, в меня, дай мне все. — Ее тело было спаяно с ним, поймано им в клетку рук, как птица, его пенис, как шомпол, наполнял и мучил ее. Он схватил ее ягодицы и начал поднимать ее вверх и вниз, так, чтобы она ощутила острый кончик его пениса, скользящего по ее болезненно чувствительному клитору и массирующего небольшой, но невероятно чувствительный бутон. Бриз откинула голову назад, а он сомкнул губы вокруг ее соска так мягко, так чувственно, что она могла ощутить их и язык, которым он облизывал ее грудь. Ее клитор раздулся, как зрелая вишня. Каждый толчок пениса делал ее более влажной, а когда Себастьян ускорил движение, ее сердце заколотилось как бешеное.

— Ты великолепна, ты нужна мне, я хочу трахать тебя всегда, — шептал он ей прямо в ухо. — Я хочу вывести тебя из себя, услышать, что ты больше жить без меня не можешь. — Его голос, мягкий, как молочный шоколад, втекал в нее в ритме его движений, как заклинание, когда она, закрыв глаза в забытьи, впитывала в себя энергию его движения. Это и означало истинное восхищение, это означало, что она каждой своей клеточкой сосредоточена на одном человеке, отдает себя ему в собственность… Невероятное, жаркое желание сделало его мышцы очень рельефными. Он откинулся так, что она даже не могла толком видеть их, и теперь, когда он немного освободил ее от своего горящего пениса, она почувствовала вибрацию, настолько восхитительную, настолько неожиданную и потому дико волнующую, так, что у нее мурашки побежали по коже. Вибратор был маленьким, аккуратным, он достаточно долго играл им с ее клитором, чтобы заставить ее буквально подлететь до потолка. Его возбужденный, неистовый, разгоряченный взгляд угрожал расплавить ее. Затем он перенес его на свой пенис, и тот сразу же окончательно затвердел и раздулся, заполнив собой ее влагалище. Тогда, как фокусник, вытаскивающий голубя из шляпы, он начал заставлять ее биться от страсти. Он мучил ее с помощью вибратора, надавливая им на ее клитор настолько виртуозно, что она поняла — больше она не может сдерживаться. Она двигалась вверх и вниз во все ускоряющемся ритме, в ее глазах вспыхивали звезды, ее соки омывали его пенис, ее грудь подпрыгивала вверх и вниз, толкая его в лицо, но он все сильнее подгонял ее. Он хрипло дышал, и его голос доносился до нее так, как будто они плавали в безвоздушном пространстве. «Да, да, Бриз, трахни меня, трахни меня как следует. Закончи, дай мне почувствовать, как ты взрываешься».

Это заставило ее чувствовать, как будто она взлетает к небесам. Его слова, его энергия, его пенис, тяжело толкающий ее вверх и вниз, вибрация, дразнящая ее влагалище, — все это вынуждало ее взорваться, полностью включиться в чувственный ритм. Бриз издавала крик и длинный, болезненный вздох, сопровождая ими каждый оргазм, следующий один за другим. Бисеринки пота выступили у нее на лбу, по всему телу, пульсирующему мягко, как сыто мурлычащий автомобиль. Впервые она полностью отдавалась ему и ощутила освобождение, счастливое облегчение, подобное второму рождению.

Бриз обрушилась на кровать, стекла вниз, чувствуя, что все ее тело плавает в теплой воде. Это было возвышенно, это было красиво, это было невыразимо прекрасно. В этот момент она поняла, что он не собирался эгоистично сорвать первый приз… Он сам позволил ей выиграть, дал возможность полностью расслабиться, отдаться другому. В тот момент, глядя на Себа, смотревшего на нее и выглядящего более довольным, чем любой другой мужчина, которого она знала, и поглаживавшего ее влажный лоб, она поняла, что влюбилась в него. Она не хотела этого, не понимала, как это произошло, но это случилось. Это была последняя ее мысль, прежде чем она погрузилась в чудную дремоту, ощущая тепло его рук и его дыхания.