События в Восточном Пакистане (Бангладеш) поставили, однако, проведение ярмарки, намеченное на январь, под вопрос. Индийское правительство заняло позицию сочувствия освободительному движению, что привело к войне с Пакистаном, и все международные мероприятия были отменены. Но удивительно быстрый конец войны способствовал, однако, нормализации отношений, так что правительство Индии и Book Trust решили в короткий срок снова назначить проведение World Bookfair с опозданием всего на два месяца.

Конечно, некоторые страны отказались принять участие, но в общем и целом складывалось впечатление, что дружеские зарубежные объединения, организаторы и издатели не захотели обрекать своих индийских партнеров в такой ситуации на изоляцию, в итоге на импровизированной территории выставки на площади Виндзоров в Нью-Дели присутствовало, несмотря на трудности, вызванные перенесением сроков, солидное количество иностранных коллективных экспозиций.

Широкое участие приняли Великобритания, Северная Корея и Советский Союз. Советские издательства построили даже собственный павильон. США были представлены стендом одного издательства, Япония тоже. Зато Франция, Венгрия, Чехословакия, Югославия, Ирландия и Кения прислали коллективные экспозиции, ГДР и мы — «западногерманские немцы» — тоже.

Руководителем гэдээровского стенда оказался любезный и любознательный молодой человек, проявлявший особый интерес к индийской литературе и по этой причине, естественно, пользовавшийся особой благосклонностью хозяев. Он водрузил в центре своего стенда для привлечения всеобщего внимания самую «большую книгу» на всей World Bookfair — факсимильное издание атласа, подаренного принцем Иоганном Морицем из Нассау-Зиген великому курфюрсту, — и добился этим многократных сообщений о своем стенде в индийской прессе под крупными заголовками.

При совместных появлениях на мероприятиях международного масштаба немцы — «те и эти» — всегда поглядывали друг на друга неприветливо, а их посланцы реагировали довольно нервно, если тому или другому удавалось вырваться вперед и привлечь к себе больше внимания. Поэтому я немедленно откопал «самую маленькую в мире книгу» — вручную изготовленный экземпляр из музея Гутенберга в Майнце (с тех пор мы всегда возим с собой несколько экземпляров этой книги в качестве подарка нашим гостям) — и вырвался вперед. «Самая маленькая» и «самая большая» книга двух враждующих «братьев» на ярмарке обеспечили новые крупные заголовки, на которые не поскупились газетчики. Так мы впервые вступили в диалог: директор издательства «Фольк унд Вельт» Юрген Грунер из Восточного Берлина и я, «молодой человек» из отдела зарубежных выставок Биржевого объединения во Франкфурте-на-Майне. То, что между нами при совершенно изменившихся обстоятельствах установятся потом непривычно дружественные отношения, мы тогда даже предположить не могли.

Все полученные сведения делового характера и по технике проведения международных выставок, собранные мною за время путешествия по Азии, я тут же передал по возвращении в дирекцию Франкфуртской книжной ярмарки и своему коллеге Шмидту-Браулю, который потом в течение двух лет занимался этим регионом и организовал там не одну выставку немецкой книги.

А я снова занялся своей работой, словно никуда и не уезжал. Какое-то время я еще удивлялся, что меня даже никто ни о чем не расспрашивает, не хочет узнать, что я видел, что пережил. Несколько сотен цветных слайдов, которые я нащелкал, чтобы рассказывать потом о выставке с иллюстрациями, никто не пожелал увидеть — ни в семье, ни на работе. Я вдруг понял, что моя деятельность неконкретна и неосязаема для моего общественного окружения. В дальнейшем я отучил себя от всякого ожидания интереса в этом отношении и совершенно перестал фотографировать во время поездок.

Только разве не живут в памяти запечатленные в кадре друзья, коллеги, родственники, семья, когда мы снимаем друг друга? Разве мы не демонстрируем этим, не рассказываем без конца, что делаем, о чем думаем, какие поступки совершаем, надеясь быть «оцененными» по достоинству? И разве этим «признанием» других не формируем свой собственный имидж? Подвергнутый критике со стороны или получивший признание, вызвавший зависть и восхищение окружающих, он постоянно претерпевает изменения. Однако только при этом бесконечном преображении и возможно формирование в человеческом сознании стабильного чувства собственного достоинства.

И я не очень также удивился, когда после своего путешествия установил, что все инородное, что доставляло мне в далеких краях такое наслаждение, и здесь продолжало жить во мне как бы против моей воли. Я уехал отсюда многие годы назад, чтобы понять и найти свою родину: Куда же я прибыл, где оказался в своих поисках пути «назад», в своем неутолимом желании быть частью этого национального пространства?

В некоторых частях света, например в Латинской Америке, у меня складывалось иногда впечатление, что меня принимают за своего, но в Азии эти иллюзии оказались разбитыми.

А что в Германии? Здесь я угнездился с семьей, которая не смогла интегрироваться в чужеродную для нее среду, и я все время чувствовал необжитость своего «дома», да и с несчастной родиной меня связывали в конце концов только непрочные узы контракта о найме на работу, по условиям которого я опять же чаще находился на чужбине.

Напуганный собственными мыслями, я на мгновение оторвался от целеустремленной ответственности безупречного исполнения долга и с ужасом констатировал, что сбился с верно взятого, как мне казалось, следа.