Наконец самолет коснулся земли. Смайли быстро поднялся. Сиденье для него было узковато, да и для ног места не хватало. Он подвигал шеей и плечами, потер колени.

— Добро пожаловать в Белфаст, — сказал он.

— Мы хотим провести для гостей экскурсию, — сказал Йейтс.

Инспектор Йейтс служил в КПО — Королевской полиции Ольстера, но не только он, а и его машина были в штатском. На его лице запечатлелись следы кулачных драк или какой-то инфекции, перенесенной в детстве, — зажившие шрамы, смещенные мышцы. Нос свернут влево, мочка одного уха свисает ниже другой, а подбородок перекроен в нечто скорее менее, чем более, единое. Увидишь такое лицо в баре — и поскорее отведешь взгляд, не рискуя разглядеть его повнимательнее, чего он вполне заслуживал. И еще одно: шея у него отсутствовала. Голова сидела на плечах, словно валун на вершине холма.

— Очень мило с вашей стороны, — сказала Смайли, когда они ехали в город, — но мы бы хотели…

— Так вам будет понятнее, с чем мы имеем дело. — Йейтс все время поглядывал в зеркало заднего вида и разговор вел именно с ним. — Два города в одном. В любой зоне военных действий та же картина. Я знал одного парня, его в самый разгар потасовки в Бейруте пригласили туда поработать крупье. Вокруг рвутся фугасы, трещат автоматные очереди, а казино открыты как ни в чем не бывало. Вот здесь, — он мотнул головой в сторону лобового стекла, — вербовочные пункты.

Аэропорт остался позади, они проехали мимо коммерческого центра, а теперь за окнами простирался пустырь. До этого момента невозможно было сказать, в каком британском городе вы находитесь. Вдоль причалов прокладывали новую дорогу. Старые жилые кварталы, не хуже, чем Гар-Би, сравнивали с землей. Как сказал Йейтс, линия разделения иногда проходит непонятно где. Неподалеку в небе кружил вертолет, наблюдая за кем-то или чем-то. Вокруг уже целые улицы были расчищены бульдозерами. Дорожные бордюры покрашены в зеленый с белым.

— В других районах вы увидите красно-бело-синие.

На фронтоне, которым заканчивался ряд домов, они увидели тщательно выписанные фигуры в масках, с высоко поднятыми автоматическими винтовками. Над ними вздымался триколор, [70] из пламени воспаряла птица феникс.

— Неплохая пропаганда, — сказал Ребус.

Йейтс повернулся к Смайли:

— Ваш приятель знает, о чем говорит. Настоящее произведение искусства. Кстати, это, пожалуй, беднейшие улицы в Европе.

На взгляд Ребуса, они выглядели не так уж и плохо. Фронтон снова напомнил ему Гар-Би. Только здесь строительство велось интенсивнее. На месте старых кварталов возникали новые.

— Видите эту стену? — спросил Йейтс. — Она называется экологической, ее возвело жилищное управление. — Перед ними была стена из красного кирпича, выложенного определенным рисунком. — Там прежде были дома. Территория по другую стороны стены, когда проезжаешь пустырь, протестантская. По мере сноса домов стену продлевают. Есть и официальная линия раздела — старая уродина, сооруженная из железа, а не из кирпичей. Такие улицы — это идеальная питательная среда для вооруженных формирований. То же самое можно сказать и про районы, где проживают лоялисты.

За их неторопливой машиной следили глаза подростков и детей, кучкующихся на перекрестках. В этих глазах не было ни страха, ни ненависти — одно недоверие. На стенах кто-то давным-давно намалевал краской послания, напоминающие о тюрьме Мейз и Бобби Сэндсе, [71] к ним были добавлены новые надписи, которые восхваляли ИРА и обещали месть вооруженным формированиям лоялистов, в первую очередь ОДС и АОО.

Ребус вспоминал, как патрулировал по этим или похожим улицам в те времена, когда здесь было больше домов и больше людей. Он часто был замыкающим, то есть прикрывал тыл патрульной группы, направляя винтовку на тех, мимо кого они только что прошли, — взрослые стояли, уставя глаза в землю, дети делали неприличные жесты, демонстрируя свою храбрость, матери толкали перед собой коляски.

Патруль шел с такой же осторожностью, с какой ходят в джунглях.

— Ну вот, смотрите, — сказал Йейтс. — Начинается протестантская территория.

Другие фронтоны зданий, теперь расписанные изображениями Вильгельма Оранского высотой в десять футов, скачущего на коне высотой в двадцать футов. Потом более вульгарные изображения, граффити и буквы РППЖ, указывающие, куда следует отправиться римскому папе. Пять минут назад надписи были другие: «Король Билли пошел в жопу» — КБПЖ. Местная рутина. Условный рефлекс. Но за всем этим, конечно, стояло и что-то большее. От этих надписей нельзя отмахнуться со смешком, потому что те, кто их написал, вовсе не шутили. Они продолжали стрелять друг в друга, взрывать друг друга.

Смайли прочел вслух один из лозунгов:

— «Долой ирландцев». — Он повернулся к Йейтсу. — Что — всех ирландцев?

Йейтс улыбнулся:

— Католики пишут: «Долой армию». Поэтому лоялисты пишут: «Долой ирландцев». Они не считают себя ирландцами — говорят, что они британцы. — Он снова посмотрел в зеркало заднего вида. — И они становятся все более злобными. Лоялистские вооруженные формирования убили в прошлом году больше людей, чем ИРА. Такое, насколько мне известно, случилось в первый раз. Теперь нас ненавидят и лоялисты.