Во время еды молодые люди, отбросив скромность, неприкрыто флиртовали. Арктур старался не перебарщивать с комплиментами, разбавляя их искрометным юмором, чтобы поддерживать улыбку Жюлианы, а она частенько тянулась, чтобы взять его за руку или смахнуть пыль с плеча. Беседа протекала естественно и непринужденно, и Арктур обнаружил, что даже не подозревал о том, какое искреннее наслаждение ему доставляет это общение.

Жюлиана сделала глоток вина и спросила:

– Итак, тебе нравится быть солдатом?

Вопрос застал Арктура врасплох. Ведь когда он рассказывал о буднях в армии, то был предельно осторожен, и описывал все настолько нейтрально, насколько это было возможно, ничем не показывая своего отношения к службе.

– Полагаю, что да, – помедлив, ответил он. – Думаю, большинство аспектов мне скорее нравится, чем наоборот. По крайней мере, пока ты делаешь то, что велят, все не так плохо.

– Я не могу представить, что это тебе по нраву, – сказала Жюлиана.

– По существу, у меня нет проблем с руководством, – начал объяснять Арктур. – У меня возникают проблемы, когда я думаю, что человек, отдающий приказы, идиот. Думаю, что армия, как и любая другая организация, имеет в своей структуре и хороших и плохих людей. Беда в том, что в армии из-за плохих парней меня могут убить.

– Не говори так, – предупредила Жюлиана, – не хорошо испытывать судьбу.

Арктур с усмешкой отмахнулся.

– Судьба? Я не верю в судьбу. Человек принимает решения и пожинает их последствия. Логика и последовательность, вот что определяет нашу жизнь, а не судьба. Так или иначе, сейчас, когда я прошел через настоящий бой, до повышения осталось как рукой подать. И тогда мне не придется торчать на передовой.

– Я же тебе говорила! – рассмеялась Жюлиана. – Говорила, что ты скоро станешь генералом.

– Ну, ты говорила про шесть месяцев. Я думаю, что это займет чуть больше времени.

– Зануда, – скорчила гримаску девушка.

– Прости.

– А как у тебя успехи в горном деле? Изыскательские работы и тому подобное, тебе все еще нравятся?

Арктур пожал плечами.

– Пока только захват горнодобывающих комплексов, что кажется, является нормой на пограничных территориях. Разведка дивизии – одно название, что разведка. Разведотдел посылает бойскаутов на какую-нибудь планету, чтобы разузнать, что там добывают, кто добывает, и кому они подчиняются. Затем их ищейки рыщут по сети в поисках законной лазейки или криминальных записей, которые можно будет использовать для обоснования введения в нужные районы вооруженных пехотинцев. А те в свою очередь, вынуждают шахтеров убраться.

– Это ужасно, – сказала Жюлиана, покачав головой. – А Совет Тарсониса еще удивляется, почему Умоджа не хочет вступать в альянс.

– Хотя это не так плохо. Я изучил некоторое горнодобывающее оборудование Конфедерации, когда они демонтировали его, и много для себя почерпнул. Хотя бы то, как не надо управлять работающей шахтой.

– Но Конфедерация крадет те прииски, – сказала Жюлиана. – Мой отец говорит, что жадность Совета увеличивается с каждым годом, и очень скоро они даже не будут беспокоиться, чтобы придумать лживые объяснения в оправдание своих краж. Папа говорит, что, в конечном счете, они будут просто брать то, что хотят силой, и их никто не сможет остановить.

– Говорит как мой отец.

– Да. Но знаешь, быть может он и прав... – нерешительно сказала Жюлиана, осознавая что, упомянув об Ангусе, рискует вызывать недовольство Арктура.

Но Арктур уже перестал злиться на измышления отца. С годами раздражение утихло и, более того, он ловил себя на мысли, что многое из того, о чем говорил отец, на самом деле имеет место быть...

Подрастая, Арктур всегда думал об отце как о суровом, авторитарном патриархе семьи Менгск, как о человеке безучастном к делам и амбициям юного сына. В подростковом мире Арктура, Ангус Менгск никогда не был юным, никогда не рос без надзора и не знал, что такое быть подростком. Он был человеком, что одержим ложной верой в свою собственную бесконечную мудрость. Человеком, что упивается сознанием собственной правоты и непоколебимости.

– Может быть, – предположил Арктур и улыбнулся, посмотрев на удивленное лицо Жюлианы. – Я не говорю, что он был прав во всем. Но чем больше я узнаю, тем больше думаю, что возможно он знает, о чем говорит.

– Ну и что это сейчас значит для тебя?

– Не знаю, – сказал Арктур. Признание себе в этом оказалось гораздо больнее, чем он мог предположить. Теперь он видел себя через призму бурных взаимоотношений с отцом, и понимал, что выбор пути оказался не настолько удачен, как ему думалось вначале. И это терзало его.

– Я должен дослужить свой срок в армии, – сказал Арктур, – но когда я уволюсь, то я улечу в космос. Подальше от всего этого. Куда-нибудь, где нет влияния Конфедерации, и где я смогу жить своей жизнью подальше от политики и коррупции.

– Такое место будет трудно найти.

– Все возможно, – возразил Арктур. – Когда я вернусь на Корхал, то обдумаю все долго и тщательно, где можно найти такое место.

– А когда приедешь домой, ты навестишь своего отца?

– Да, – ответил Арктур, – Это мое первое возвращение на Корхал, после того как я покинул его, поэтому мама готовит грандиозный семейный ужин. Мое присутствие обязательно. Это меня пугает.