Москвина Татьяна Владимировна
Шрифт:
Самый залюбленный в кино город – это, разумеется, Петербург. То есть его исторический центр. В этом городе как будто нет никаких социальных проблем. Ни один герой фильма не будет жить на Гражданке, в Купчине или Автове – но исключительно с видом на Неву или Фонтанку, в мансарде, откуда открывается вид на чудные крыши, а не то станет и на собственном катере подъезжать к Львиному мостику, как в картине «Поцелуй бабочки». Со времен «Прогулки» Алексея Учителя в показе Петербурга образовалась целая «прогулочная эстетика», доведенная до предела, скажем, в картине «Питер FM». Сложнейшее, многосоставное пространство города здесь превратилось в уютные декорации, стильные картинки приятного дизайна, по которому бегает одноклеточная молодежь, маниакально держась за свои мобилы. Мобильники – главные действующие лица в картине, а что молодые люди в Питере много думают о жизни и имеют резко оригинальные индивидуальности, так это Ф. М. Достоевский всё придумал, попивая крепкий чай белыми ночами. Ничего такого нет и в помине – головы юношей и девушек пусты, в руках пиво, в душе смутная тоска. Любви хочется, настоящей, из русской классики – да откуда она тут возьмется, любовь, в мире хорошеньких куколок вместо людей?
Балабанов отдал немало сил мифу бывшей столицы – вспомните инфернальный жуткий город, ненавидящий людей, в фильме «Про уродов и людей» или нищий и прекрасный город-убийцу в «Брате». В новой картине, «Мне не больно», сделана попытка создания тонкой, поэтичной и печальной атмосферы жизни среди смерти, когда чистая юная энергия как бы разливается в сумрачном воздухе старого мира, и любовь и нежность сочетаются с умиранием. Балабанов – режиссер, а не дизайнер, и потому не эксплуатирует поднадоевшие «виды» Петербурга, а творит свой мир. Но совсем удивительно поступил Иван Дыховичный в недавнем фильме «Вдох-выдох». Из Петербурга и окрестностей он мощным стилизаторским ножом выкроил нечто вроде кино-Европы времен Антониони и Бергмана. Такую модель отчужденного мира, где мужчина и женщина выясняют отношения загробными голосами, где плещет холодное море, пустые дома отражаются в водах потусторонних рек, а злые деревья вздыбливаются на собственных корнях из прибрежного песка. Так странно, так не похоже на повседневность, что даже интересно…
Юг. Про Краснодарский край и город Сочи, где темные ночи, мы как зрители забыли давно. Юг – это Кавказ, это война, Чечня и прочее. Еще в «Кавказском пленнике» Сергея Бодрова-старшего, снятого покойным Павлом Лебешевым, Кавказ представал архаичным, но по-своему прекрасным миром. Нынче на фильм с «чеченской темой» идешь, трижды перекрестившись: все одно и то же. И описывать не буду – что, сами не знаете? Юг – это кровь и ужас, это смерть без покаяния, это борьба чахлого белого Иванушки с многоглавым чернобородым драконом. Но федеральные вертолеты всегда прилетают – правда, с опозданием.
Сибирь и Дальний Восток. Как замерла Свердловская киностудия, так и обмелела кинематографическая «Угрюм-река»! Только в последнее время в Екатеринбурге возрождается творческая жизнь на киностудии, а стало быть, я надеюсь, начнется освоение подзабытого кинематографом региона. А ведь был, был великий Ярополк Лапшин («Угрюм-река», «Демидовы» и многое другое), была целая «уральско-сибирская», самоцветная, самобытная эстетика. Конечно, фактура Сибири и ДВ используется и сейчас. Например, в этом году вышли два боевика – «Побег» и «Охота на пиранью», где леса, реки и озера лихо участвуют в ураганном действии. В лесах прячутся маньяки и беглые каторжники, в болотах тонут слабаки, в озера прыгают герои, чтобы непременно выплыть и отомстить. В «лесных боевиках» есть свой кайф, поскольку глаз сильно освежается разнообразной красотой природы, но, конечно, условность жанра деформирует реальность до абсурда. В «Охоте на пиранью» герой Владимира Машкова (кстати, отлично играет актер, получше даже многих в Голливуде, потому что в нем, кроме нормативных свойств героя боевика, есть еще и внутренний юмор) попадает в город Шантарск. Это просто-таки какой-то город дьявола – угрюмые вооруженные мужики, дома, как после бомбежки, даже телефона нет. Что за Шантарск такой? С кого писан? Не попасть бы туда случайно!
Так что же Россия в кино? Как выглядит? Ну… ничего себе Россия! Живем. Даже вот – кино родное смотрим. А это не каждое белковое тело выдержит.
Всех жалко
На НТВ продолжается показ телевизионного художественного фильма «Доктор Живаго» – возможно, лучшей исторической картины за двадцать лет
Купила диск, начала смотреть – и было не оторваться все одиннадцать серий, пятьсот минут. Наверное, после «Жизни Клима Самгина» Титова (1987), «Доктор Живаго» режиссера Александра Прошкина – это самый серьезный и глубокий телефильм из русской истории начала ХХ века. Добросовестный и простодушный Прошкин («Михайло Ломоносов», «Николай Вавилов», «Холодное лето пятьдесят третьего», «Русский бунт») удивительным образом лишен всяких надуманных и нетворческих претензий. Ему и выпало собрать еще оставшихся в нашем кино профессионалов, чтобы сделать картину высокого звучания, начисто лишенную дешевой конъюнктуры, пошлого заигрывания со зрителем.
Доктор Арабова
«Доктор Живаго» Бориса Пастернака – знаменитый роман, который тяжело читать: великий поэт не владел повествовательной техникой. Удивительные по красоте лирические описания и сильно воздействующий на душу нравственный пафос романа соседствуют с множеством засыхающих сюжетных линий и ненужных персонажей. Один из лучших наших сценаристов Юрий Арабов (он пишет в основном для уникального кинематографа А. Сокурова) проделал замечательную по уму и деликатности работу. Он взял героев и мотивы Пастернака, но развил их, наполнил конкретной жизнью, сочинил выразительные диалоги, завязал и развязал сюжетные нити. В конце концов, у Арабова и Пастернака много общего – они христиане, поэты и порядочные люди, служащие своему Отечеству. За что выпали России такие ужасные исторические муки и что делать хорошим и честным людям в безжалостном водовороте войн и революций – это главный вопрос и самого романа, и его экранизации.
Крестный ход истории
Историческое время действия фильма – с 1905 по 1929 год. За это время сметен с лица русской земли целый пласт людей: воспитанных, образованных, создавших ту Россию, которую теперь называют «царской». Если в начале фильма мы видим чинный, порядочный обед при свечах в доме либерального добряка и умницы Громеко (Владимир Ильин), то в конце, в той же самой квартире, будет нажираться лукавый дворник Маркел (Андрей Краско) под вопли совсем уже опростившегося народа. Какая-то ужасная беда стряслась над землей и людьми. Над прекрасной землей и прекрасными людьми, вот в чем дело! Целая потрясающая вереница их пройдет перед нашими глазами. Отец и сын Антиповы (Сергей Гармаш, Сергей Горобченко), от страстной нетерпимости пошедшие в революцию и истребившие сами себя. Эксцентрическая дурочка, несчастная баба-кривляка Шура Шлезингер (Инга Стрелкова-Оболдина), закончившая жизнь, однако, как античный герой трагедии. Важный, импозантный учитель Живаго – Фадей Казимирович (Алексей Петренко), которого тяготы войн и революций надломят, и станет обидно и больно, что мелочится такой величественный человек. Комиссар Временного правительства Гинце, нелепый мальчик, возомнивший себя героем и погибающий от пули пьяного солдата (Андрей Кузичев). Чистая девочка из хорошей семьи – Тоня, жена Живаго, – принужденная спасать семью от гибели и безнадежно любящая своего мужа (Варвара Андреева). Атеист и циник Комаровский (Олег Янковский, браво!), сожженный смертельной страстью к чувственной, нервной, немного вульгарной золотоволосой жар-птице Ларе (Чулпан Хаматова)… Все артисты играют превосходно. Но при всем том фильм был бы немыслим без главного героя.
Меньшикова надо портить
Поторопились некоторые «похоронить» Олега Меньшикова после неудачи «Золотого теленка». Он создал выдающийся образ «доктора жизни» – возможно, даже воплотил нравственный идеал. Это огромная, итоговая работа, вобравшая в себя многое из того, что артист уже играл, но есть и такое, чего он еще не играл. В «Докторе Живаго» он сыграл не только внешние события бурной жизни своего героя, не только его профессиональную честь (именно в ролях врачей актер отчего-то особо убедителен). Меньшиков – может быть, единственный в своем поколении – умеет выражать редкое: красоту и сложность внутреннего мира человека. Весь фильм он слушает себя, пропускает все через себя, умеет смотреть внутрь себя. Веришь, что он талант, поэт, что с ним говорит мировая душа. Последние серии, когда старый, седой, но с прямой спиной и вечной гордостью, Живаго работает уборщиком в той больнице, где блистал когда-то молодым, – это что-то необыкновенное по художественной силе, а смерть Живаго – шедевр актерского искусства… Я подметила забавное обстоятельство. Мы знаем, что Олег Меньшиков фантастически красивый человек. Но когда эта красота вдобавок отгламурена, завернута в белые шарфы, припомажена, когда на лоб спущена прядка от стилиста Шевчука, то все делается приторным и фальшивым. А вот когда Меньшикова «портят», когда он старый, больной, бородатый, окровавленный, страдающий, побитый – то светящаяся из-под порчи красота делается неотразимой. Вот что значит грамотный режиссер, всё у него артист играет отлично – и любовные сцены, и запредельную жизнь в партизанском отряде. Надо задания точные давать, а иначе зачем режиссура?