— Есть новости, сестра? — вкрадчиво поинтересовался эльф, когда они уселись с чашками ароматного травяного чая у маленького круглого стола.

— Сэмуэль делает огромные успехи. Честно говоря, мне уже нечему его учить. Все остальное он может развить в себе и сам при помощи медитаций и погружений в состояние транса. Он бегло читает и сносно пишет на сорто — это местный язык. И он в меня влюблен. — Знахарка следила за реакцией гостя сквозь длинные полуопущенные ресницы.

— Это великолепно! — Сарат ухмыльнулся. — Так ты сможешь еще больше привязать его к себе. Чары?

— Нет, — отчего-то смутилась травница.

Гость бросил на нее внимательный взгляд и, поставив чашку на стол, саркастически посоветовал:

— Бери его пока он тепленький, сестра. Это достойное приобретение, хотя, конечно, жаль, что не эльф.

Девушка промолчала.

— Кстати! А как же его подруга? Эта, как ее…Гел'труда, кажется.

— С нею произошел занятный случай. Эта дуреха связалась с приезжим благородным из-за мальчишки-раба. У них, видите ли, рабства в стране нет, — знахарка пренебрежительно фыркнула. — Так тот разумный заметил в ней зачатки мага смерти. Хотя я не вижу в этой девчонке никакой магической силы. Обычный человек.

— На этом можно сыграть!

— Ты меня недооцениваешь, — в голосе эльфийки прозвучало недовольство, но она попыталась его скрыть. — Я использовала эти знания, чтобы посеять черный цветок недоверия в душе Сэмуэля. Но даже не это главное. Тот незнакомец приезжал в село ко мне. Он искал кое-какие травы, используемые в очень редких обрядах воскрешения и исцеления. Очень редкие травы…

— И? — Сарат прищурившись, внимательно слушал девушку.

— Ему хватило секунды, чтобы увидеть мое истинное лицо и еще секунды на то, чтобы попытаться меня убить! Произнесенные при этом оскорбления звучали на смеси староэльфийского диалекта рассветных кланов и какого-то неизвестного мне языка! — Знахарка зябко пожала плечами. — Я никогда не испытывала такой к себе ненависти. Это было страшно, Сарат, очень страшно. Если бы не Гельтруда, боюсь, сегодня тебя было бы некому встречать.

— Что он сказал? — по бесстрастному лицу эльфа, невозможно было прочесть, что за эмоции обуревают посланника Ордена Света, только всполохи белого огня в светлых глазах выдавали его возбуждение.

— Насколько я смогла понять, обозвал меня эльфийской шлюхой, выкормышем рассветных кланов и пообещал выпустить кишки при следующей встрече. Очень сетовал, что рядом нет его брата, который тоже был бы не против пустить кровь проклятой эльфийке, — внешне равнодушно процитировала Сагресса.

— Отлично! — Сарат удовлетворенно откинулся на спинку стула.

— Отлично? — недовольно воскликнула травница.

— Успокой ся, сестра! Это хорошая весть! Мы нашли еще двоих выходцев из Леса. Говоришь, он сцепился с этой подругой мага?

Сагресса кивнула.

— Очень хорошо! Надеюсь, что при следующей встрече между ними не сможет возникнуть симпатии.

Он вскочил и, потирая руки, прошелся по комнате.

— Еще его раб…

— А что с рабом?

— На нем был ошейник, скрывающий сущность.

— Анга'улайри? [14] Ты уверена, сестра?

— Я не самая сильная магиня, но прочесть ауру смертного могу легко. Так вот, ни ауру раба, ни ауру его хозяина я увидеть не смогла. Сэмуэль что-то рассмотрел, но не смог объяснить, что именно.

Сарат продолжал ходить по комнате, полностью уйдя в свои мысли. Знахарка молча пила чай, глядя на красную звезду, сияющую на небосклоне.

— Пока не стоит забивать голову малолетними рабами. Что ты предпримешь с подругой Сэмуэля? — гость оседлал стул и положил подбородок поверх сложенных на спинке кистей рук. Сейчас он очень напоминал того юного и задиристого эльфа, каким помнила его Сагресса.

— Через несколько дней ярмарка. Сюда съедутся купцы и наемники со всего Приграничья. Гельтруда давно изнывает от тоски, в отличие от Сэмуэля, ей нечем заняться. Думаю, я смогу подтолкнуть ее к определенным действиям, например, к далекому и опасному путешествию…

На следующее утро после возвращения из Дубеньчиков рэквау в сопровождении раба покинули село. Вечером накануне Сотеки по приказу брата привязал Кейко к столбу в конюшне, сдернул с него рубаху и задал вопрос:

— Знаешь за что?

— Да, милорд, — прошептал раб сдавленным от слез голосом.

Было очень страшно.

— Брат слишком разгневан, чтобы самому наказать ослушавшегося раба. Он приговорил тебя к пяти ударам к'тошем [15] , но потом смилостивился, сократив экзекуцию до трех ударов. Возможно, что лишение тебя болтливого языка было бы милосерднее.

Больше он не разговаривал. Свистнул к'тош и на солому брызнули первые тяжелые капли крови. Сотеки бил профессионально, каждым ударом рассекая кожу до мяса. Никогда еще Кейко так не кричал. После второго удара от нестерпимой боли глаза подростка закатились, и он начал проваливаться в темное ничто. Но белокосый не позволил мальчишке уйди в спасительное забытье. Он провел над головой подкидыша рукой, и уплывающее сознание, сделав рывок, вернулось обратно.