– Левиафанов, уходите! – попросила девушка. – Вы мне всю торговлю портите. Зачем мне еще раз в замуж?

Герда произвела нутряной звук и посмотрела на картину.

– Даже собака в живописи больше понимает, чем вы, – изрек художник Левиафанов. – Девушка, купите, а?

Это он уже ко мне обратился.

– А как она называется? – поинтересовалась я.

– «Рыба из бездны», – с готовностью ответил художник.

– Но здесь же рыба изображена, – возразила я.

– За штуку отдам! – предложил художник.

Со страстностью. С такой повышенной страстностью, что я даже немного поежилась – в глазах живописца блеснул дикий огонь застарелой непризнанности – и я испугалась, что может кинуться, вот тогда у Петра Гедеоновича в очах полыхнул такой же вот творческий экстаз – и он покусал осветителя. А если этот Левиафанов кинется, то Герда…

Но Левиафанов взял себя в руки, повезло ему, в детстве, наверное, кошек все-таки не мучил.

Я дернула Герду за поводок посильнее, и мы все-таки выбрались на улицу. Гоша и Саша шли к нам, кинжал Гоша не купил.

– Интересный райончик, – сказал Гоша. – Жизнь кипит. Красиво вообще.

– Тут кулёк рядом, – кивнула Саша. – Культпросвет училище. Самое, между прочим, крупное в Нечерноземье. И музыкальное училище. Два театра – один кукольный, другой самодеятельный, художников много, ну, и алкашни, конечно. Весело.

Мимо медленно пополз трамвай, мне захотелось в него запрыгнуть и уехать, но я сдержалась. Двинулись дальше по улице Весенней, сквозь пыль и пух с тополей.

– А вон мой дом уже, – указала Саша. – Пришли уже.

Дом Саши был похож на крепостную башню: почерневший кирпич, чугунные балконы с завитушками, водосточные трубы, старая железная крыша, выкрашенная в зеленый цвет.

– Второй подъезд, – сказала Саша. – Раньше тут размешалось общежитие НКВД.

– И подвал имеется? – спросила я.

– А как же, – ответила Саша. – Все как надо.

Широкая лестница, мы поднялись до последнего этажа. На площадке было две квартиры, дверь в одну из них оказалась приоткрыта, и из щели распространялся вкусный хлебный запах. Саша открыла дверь шире, и мы вошли. С кухни выглянула тетенька миниатюрных параметров, похожая на Сашу, но, наверное, чуть красивее.

– Это мама, Наталья Дмитриевна, – представила Саша. – Это Игорь, это Аглая, его сестра.

– Очень приятно, – улыбнулась мама Саши. – А это кто?

Она указала на Герду.

– Это Герда, – пояснила Саша. – Она ротшвайгер.

– Собаку в дом не пущу, – категорически заявила Наталья Дмитриевна. – Она мне натопчет, вон какие лапищи-то. А в-четвертых, я не люблю собак вообще. Шур, ты ее в гараж отведи, пусть там пока посидит.

Саша и Гоша отправились отводить Герду в гараж, а Наталья Дмитриевна пристально поглядела на меня, спросила:

– Что такая бледная?

– Нервное истощение, – объяснила я. – Сгорела на работе.

– В твоем-то возрасте? – не поверила Наталья Дмитриевна.

– Увы, – пожала плечами я. – Парашют не раскрылся.

– Бывает, – согласилась Наталья Дмитриевна. – Пойдем.

Она взяла меня за руку и отвела на кухню. Тут было все интересно, два холодильника, две плиты, лари и буфеты, кастрюли, мука на полу – два мешка, бардак.

– От нервов хорошо мята помогает, – сказала Наталья Дмитриевна.

Я испугалась, что она мне сейчас, как мать, чай начнет заваривать, но Наталья Дмитриевна сунула мне в руки тарелку с печеньем, из холодильника достала бутылку лимонада, самодельного, как мне показалось. Я попробовала. Печенье…

Ну, это трудно описать. Оно действительно было мятным. Я остановилась на пятом, чтобы передохнуть и отхлебнуть лимонада. Лимонад оказался тоже самодельным из лимонов, меда, с имбирем и с какими-то кусочками, я не поняла чего.

– Ой, а можно еще? – попросила я. – И печенья, и лимонада.

– Можно.

На столе стояла здоровенная миска с печеньем. Наверное, это была самая большая миска, которую я вообще видела. Настоящий таз.

Еще несколько тазиков с печеньем стояло на подоконнике, на шкафу, на табуретках, Наталья Дмитриевна набрала печений из каждого, вручила мне тарелку и стакан, проводила по коридору до Сашиной комнаты.

Никогда не подумала бы, что Саша живет в такой комнате. В такой старинной комнате. Я не знала, что такие комнаты существуют в действительности, она была одновременно старой и не отвратительной. В ней было чисто, опрятно, доски пола блестели, блестели стальные шары на койке, протертое кресло с заплатками выглядело не жалко, а мило.