– Мы, спасибо, гуляем, – перебиваю я его. – И вы, смотрю, тоже. Давайте не будем портить чудесную ночь.

– Я, собственно, хотел позвать вас с собой в приют.

– В какой приют? – не сразу сообразил я.

– В тот, который пишут с прописной буквы. – И показал он рукой в сторону Зоны, довольно точно сориентировавшись на Седой квартал, и в груди у меня горячо стало, потому что добраться до этого объекта я мечтал тайно, но страстно, и знали об этом только самые мои близкие… Откуда узнал он?

И вот что ещё. В речи парня ощущался трудноуловимый акцент, хоть и говорил он чисто. Причём знакомый акцент. Как у Кирилла, упокой Господи его коммунистическую душу… да ну, ерунда, сказал я себе. Откуда в полумёртвом Хармонте взяться ещё одному русскому? Получаса не прошло, как я оплакал Кирилла, – и нате!

– Откуда ты такой? – спрашиваю. – Из-за океана?

– Как и ты, местный, – говорит. – У нас вообще столько общего, что ты удивишься. Например, мне тоже двадцать три. И мы с тобой на одной казёнке жрали харчи. Про Алекса Мелка слыхал?

И он приподымает свою бейсболку, а под нею – маленький ёжик совершенно белых волос. А на бейсболке, обращаю я внимание, – нашивка, приделанная почему-то сбоку: два перекрещенных арбалета.

Слышал я, конечно, про Мелка, когда загорал в исправительном корпусе Лэйк-Джордж. Настоящую фамилию не помню, смешная какая-то, как обычно у русских. Я-то мелочёвку мотал, для сопливого сталкера восемь месяцев – вечность, а Мелок серьёзный клиент был, взяли за грабёж, в нашей тюряге избил кого-то в мясо, так что к моему появлению перевели его в окружную. Много про него болтали: совсем молодой, а уже оброс легендами, как анекдот бородой.

Тут Гута дёрнула меня за мокрую куртку:

– Проснись, Рэд, какой тебе Приют?!

Хотела парня своего непутёвого в чувство привести. Я молчал, не реагировал, тогда схватила она меня и затрясла:

– Ты кого слушаешь? Пошли домой, хватит с нас!

– Неделю назад я соскочил с полки, – добавил Мелок со значением.

– Подожди, маленькая моя, постой, девочка… – прижимаю я Гуту к себе. Она вырвалась, как злая кошка. – Соскочил ты, значит, и сразу – в Приют?

– Почему бы нет, если можно полмиллиона намыть? Всего за одну прогулку, шеф.

– Хороша прогулка…

Эти возникшие вдруг полмиллиона остудили меня куда лучше женских когтей. За всё в жизни надо платить, а за такие навары платят обычно по самому высокому счёту. Если хитрец рассчитывал взять меня на жадность, он просчитался.

– Тьфу! – сказал он.

Я подумал – в мой адрес. Нет, подъехал лимузин, шелестя шинами. Три черные двери открылись разом, будто кто на кнопку нажал, и вышли трое крепышей; следом – ещё двое. В опущенных руках – пушки.

– Зачем? – закричал Алекс Мелок. – Мы практически договорились!

«Договорились», ага. Мечтатель… Меня с Гутой затолкали в салон – без грубостей, но жёстко. Русский сел самостоятельно, составил нам компанию. «Я же просил… – бормотал он, чуть не плача. – Жирная скотина… Я же всё ему объяснил…»

Вот так и закрутилась заварушка, которая вас интересует, парни.

В Зону готовились попасть по реке. Маршрут был продуман и просчитан, и водой выходило ближе всего.

Речка Нижняя, узкая и грязная, протекала через город, захватывая часть Зоны, и впадала на севере в полноводную Форман-ривер. Стеной речку не перекроешь, хоть и шириной она с цент. Водное препятствие создавало в стене существенный разрыв, который вояки день и ночь охраняли. Перегородили русло двумя слоями стали: решёткой плюс сеткой, да ещё катера патрулировали акваторию. Сетку им приходилось регулярно очищать от застрявших рыбин. Меры защиты предпринимались против нормальных, привычных сталкеров, которые хоть и горазды на фокусы, но всё же ребята штатские. С плохими парнями, упакованными и подготовленными, как спецназ, это плохо работало.

Группа фактически была таким спецназом. Сэр Гадот не поскупился на подготовку и экипировку. Гадот – мальчик из Холденов, династии, контролирующей девяносто процентов нефти, золота и леса на северо-западе материка. Мальчику за шестьдесят, а всё играет и играет в военные игры…

Алекса пронзила ненависть, ничего с ней было не поделать; ненависть, как заноза, сидела глубоко под кожей и там гноилась. Причём желания избавиться от этой вечной боли не было.

Барри Биг прижал наушник к уху, секунду слушал и объявил: