Шрифт:
Ответ был утвердительным, но я не мог сказать коротко. Заставив себя вернуться в систему человеческих намеков — и опрометчиво, — я заявил:
— Мне нечего предложить, кроме изъеденной молью банальности: найди то, что можешь делать лучше всего, и остановись на нем. Поиски могут занять какое-то время. Вот и все.
Он улыбнулся:
— Да, но как бы моль тут не сломала зубы! Ведь это путь проб и ошибок? И в основном, ошибок?
— Возможно. В двенадцать ты был озабочен тайнами, в которые мы любим погружаться, распутывая узелок, именуемый этикой. — Да. — Он долго смотрел на меня, и его темные глаза подернулись дымкой. — Да, мне это нравилось.
— И?..
— Да, нравится и сейчас. Вот только узнаЮ все дольше, а понимаю все меньше. — Через какое-то время ты отработаешь метод, называемый синтезом, который тебя удовлетворит. Годам к тридцати, если тебе улыбнется удача.
— А если перевести озабоченность этикой в более привычные термины?
— Учить. Писать. Проповедовать. Действовать, хотя действие всегда опасно.
— Всегда ли? — сказала Шэрон.
— Всегда! Разве только сможешь отвести возможные последствия на достаточно приличную дистанцию. Иногда это возможно. А если не сможешь, то жди ответных, испытанных временем действий… В общем, в любом случае — страдание, так как обыватель всегда заявит: стало еще хуже.
— Не знаю, — сказал Абрахам, — думал ли я когда-либо, что у меня достаточно знаний, чтобы действовать.
— А если нет, то всю свою жизнь учись и иногда говори, коли уверен, что тебе есть что сказать.
Он усмехнулся и бросил в меня горсть сосновых иголок. Шэрон сжала руками его голову и без особой игривости помотала ее из стороны в сторону.
— Я бы хотела пригласить тебя сегодня вечером ко мне. Ты еще не встречался с мамой Софией. — Я видел ее лицо, а он нет. Она думала не только о «маме Софии», но и о рояле. — Эйб, сколько времени прошло с тех пор, как ты что-нибудь нарисовал?
Он заколебался, насупился, и она принялась пальцем разглаживать его брови. — Совсем немного, Шэрон.
— Может быть, — предложил я, — это недостаточно хорошо сочетается с озабоченностью этикой?
— Может быть. — Он был удивлен и заинтересован. — Можно проповедовать с помощью масляных красок, но…
— Разве? — сказала Шэрон. — Пропаганда — плохое искусство.
— А ты не думала о языке музыки?
— Нет. В музыке такой проблемы просто не существует. Вряд ли вы начнете искать в музыке пропаганду. Разве что ваша голова совсем протухла.
— Да. Но в живописи… Ну, Домье, Гойя, Хогарт…
— Они живы, — сказала Шэрон, — потому что они были прекрасными художниками. И даже если бы их социальные идеи оказались не слишком популярными в двадцатом веке, их произведения от этого не изменились бы. Челлини был мерзавец. Благочестие Блейка и Эль Греко практически не встречается в наше время. А их произведения живут.
— Думаю, ты права, — сказал Абрахам, немного помолчав. — Думаю, Уилл тоже прав. Живопись — не лучшее занятие для испорченного моралиста, выпущенного из исправительной школы.
Шэрон вздрогнула и стиснула пальцы, но Абрахам по-прежнему улыбался. Мне показалось, я понял то, чего не поняла она. Я сказал:
— Эйб, впервые слышу, как ты говоришь о прошлом без горечи.
Он повернул голову и почти весело взглянул на свою возлюбленную. Мне показалось, что этим взглядом он пытался напомнить ей о каких-то словах, которые по-видимому, были сказаны раньше.
— Думаю, у меня больше нет горечи, Уилл.
— И даже по поводу доктора Ходдинга и людей, купивших его?
— Прыгнул на колесо, — пробормотал Абрахам. Словно почувствовав, что Шэрон в этот момент нуждается в защите, он спрятал ее голову у себя под мышкой и принялся целовать ее волосы.
— Ну, теперь мальчик стал буддистом, [87] — сказала Шэрон.
— Конечно, Буддистом, даосистом, конфуционистом, магометанином…
— Момент! За двумя зайцами погонишься — ни одного…
— Ха! Магометанином, христианином, сократистом, индуистом…
87
Буддизм принято разделять на три течения, называемые «колесницами».
— О'кей. Тяжело девушке спорить в воскресный день, и все же я заявляю…
— Ты привыкнешь к этому, — сказал Абрахам. — Мы обходимся без масок. Это означает, что тебе придется снимать туфли, когда ты будешь проходить через дом, чтобы добраться до священного дерева на заднем дворе.
Я сказал:
— Ты забыл митру. [88]
— Вход для лавочников, — отозвался Абрахам. — Не забудем и греческий Пантеон, который может пользоваться парадным входом в любое время. — Он показал мне язык, ненамного выросший за прошедшие годы. — Синкретизм [89] все еще в Северном Джерси! Уилл, наша бутылка жива?
88
Митра — древний индоиранский бог дневного света, покровитель мирных, доброжелательных отношений между людьми.
89
Смешение разнородных элементов.