— Так что у вас, как и у него, никаких доказательств.

— Боюсь, что так. Как нет доказательств относительно его угроз Ните.

— Его угроз Ните?

— Да. Теперь я должен все рассказать. Полагаю, вы заметили, он только что говорил о помолвке с Нитой — и не смог полностью скрыть от нас своих чувств. О да, Чарльз умеет притворяться, он все время притворялся, будто все чувства к Ните у него испарились, что он потерял к ней интерес… Он даже забрал у нее свои письма, — да, Алиса мне рассказала про них… Было бы куда как неприятно, если бы полиция прочитала их и узнала кое–что такое, от чего у нее возникло бы много вопросов. Вы не поверите, какой страстный мужчина скрывается под этой… под этой обманчивой внешностью…

— Очень приятно слышать! — заметил Чарльз. — Такой комплимент дорогого стоит.

— Бедная девочка была перепугана в то утро. Знаете, Чарльз разговаривал с ней очень круто. Да, он дал ей последний шанс, чтобы она выполнила свое обязательство перед ним, он просил ее отказаться от меня, но не ради Алисы. Он сказал ей: «Если ты немедленно не отпустишь на свободу моего очаровательного зятя, если ты завтра же не объявишь во всеуслышание, что мы в ближайшее время поженимся, я постараюсь сделать так, чтобы он тебя больше никогда не увидел».

— Она вам рассказала об этом?

— Нет, _я_это слышал своими ушами. Чарльз Кеннингтон спросил изумленно:

— Слышал? Что ты хочешь сказать?

— Уйдя от Ниты в тот вечер, — да, между нами произошла ужасная сцена… — я вскоре вернулся к ней. Я чувствовал, что не могу ее так оставить. Я поехал в министерство и попытался работать. Но не смог. Потом позвонил ей; сказал, что очень сожалею о происшедшем и что сейчас приеду. Мне показалось, мои слова вызвали у нее панику. Я не мог понять почему. Но у меня появились смутные подозрения. Я начал думать: а не обманывала ли она меня все это время?.. В общем, я ей сказал, что не приеду, но про себя решил, что вернусь. Сейчас мне стыдно вспоминать об этом. Конечно, Чарльз в некотором отношении прав: я бы, вероятно, воспользовался случаем, чтобы порвать с Нитой… Боюсь, такая мысль приходила мне в голову, когда я ехал к ней: я надеялся, что застану ее с мужчиной. Надеялся — и одновременно боялся. Я открыл дверь своим ключом, неслышно поднялся по лестнице, прокрался в холл и стал у двери гостиной. И услышал голос Чарльза. Сначала я не мог понять, в чем дело. Потом услышал то, что только что вам рассказал. И еще кое–что… Он готов был простить ей неверность, если…

Джимми вдруг замолчал и закрыл глаза, словно не в силах вынести то, что он представил… На исказившемся лице отразилась внутренняя боль. Продолжать рассказ он мог только шепотом:

— На следующее утро… о Боже мой! Мне этого никогда не забыть… Нита была в ужасном состоянии. У нее не хватило духу сообщить мне, что к ней приезжал Чарльз. Я думаю, она не верила, что я не воспользуюсь появлением Чарльза, чтобы положить конец нашей связи… «Связь» — Боже, что за слово!.. Я имею в виду вот что. Если бы она мне сказала: Чарльз требует, чтобы она вышла за него, и угрожает ей, я уж не знаю чем… понимаете, какой великолепный это был бы предлог для меня? Словом, она больше не надеялась на мою защиту, у нее не осталось никого, на чье плечо она могла бы опереться. Если бы я хоть на миг представил себе, насколько серьезной была угроза Чарльза!.. — Побелевшими костяшками стиснутых кулаков он ткнул себя в лоб. — Нет, я должен был это знать, я не должен был допустить… Но нельзя было даже предположить, что Чарльз может сделать такое, показав всем эту самую капсулу…

Он неожиданно поднялся и стал мерить шагами комнату. Двое сидели молча. Найджел напряженно думал. Чарльз Кеннингтон сидел съежившись на своем стуле и казался ушедшим в себя, таким же маленьким, каким отражался в выпуклом зеркале на другом конце комнаты. Джимми остановился у буфета, чтобы налить себе вина.

— Извините, — сказал он. — Хотите, Найджел? Персиковый ликер или что–то в этом роде…

Он вернулся к столу с двумя рюмками, держа их между пальцами за ножки. Найджел взял одну. Другую Джимми поставил рядом с Чарльзом. В комнате повисла тяжелая атмосфера того замешательства, какое бывает в клубе, когда одного из его членов при всем народе изобличат в шулерстве.

— Я не рассказывал этого раньше, — говорил Джимми, обращаясь к Чарльзу, как будто они условились делать вид, что Найджела тут нет. — Но разве могу я сидеть и ничего не предпринимать? Могу?.. — В голосе у него звучали почти просительные нотки. — Извини, Чарльз. Но ты меня вынудил…

Лицо майора Кеннингтона стало совсем маленьким и потерянным. Он не раскрыл рта.

— По–моему, Найджел, нет смысла просить вас забыть все, что вы тут услышали сегодня вечером, — сказал Джимми.

Найджел покачал головой. Он все еще ждал чего–то. Инстинкт подсказывал ему, что этим дело не кончится.

— Я позабочусь об Алисе. Обещаю тебе. С ней все будет хорошо. — Джимми вновь обращался к Чарльзу: — Почему ты молчишь?

Сидевший безучастно, как в воду опущенный, майор Кеннингтон заговорил наконец:

— Я очень, очень любил Ниту.

Слова эти он произнес раздельно, высоким и чистым голосом, так похожим на голос Алисы Лейк.

— Остается одно, Чарльз, — произнес Джимми с плохо скрываемым нетерпением.

— Да, — согласился Чарльз. — Только одно. — Он потянулся негнущимися пальцами к рюмке с ликером.

— Я думаю… О черт, эта повязка! Найджел, вы не могли бы ослабить ее немного, мне больно… Этот узел — никак до него не дотянусь.

Найджел встал и склонился над левой рукой Джимми. На несколько секунд он оказался спиной к Кеннингтону. Потом снова сел. Чарльз все еще держал рюмку, невысоко приподняв ее и всматриваясь в янтарного цвета жидкость. Потом перевел взгляд на Джимми и посмотрел ему в лицо лихорадочно блестящими глазами.

— Ну что ж, помянем Ниту! — сказал он. — Мир ее праху…