– Защита не возражает, – вставил Мейсон.

– А следовало бы, – проворчал судья.

Мейсон из уважения к судье слегка наклонил голову, но остался сидеть на месте.

– Хорошо, – произнес судья, с видимым усилием беря себя в руки, – поскольку защита не возражает, я разрешаю свидетелю ответить на поставленный вопрос.

– Вы уверены в отношении времени? – повторил свой вопрос Бюргер.

– Абсолютно, – сказала она. – Я не его личное имущество, чтобы со мной так обращаться. Если ему что-то нужно было сказать мне, он мог бы сделать это раньше, а не…

– Постойте, – прервал ее судья Даккер. – Ваши размышления к делу не относятся. Вас просто спросили: вы уверены во времени?

– Абсолютно, – повторила она.

– Теперь, – продолжал свой допрос прокурор, – ответьте мне, не говорил ли вам мистер Гарвин что-либо о мистере Кассельмане?

– Говорил.

– Кто присутствовал при этом?

– Мы были вдвоем.

– Что же он сказал?

– Он сказал: «Я только что разговаривал с человеком, который наверняка убил отца Стефани Фолкнер, и мы договорились встретиться в одиннадцать сегодня вечером».

– Как он поступил дальше?

– Он снял пиджак, и я заметила, что под мышкой в кобуре лежит револьвер. Он отстегнул ее, положил на стол и пошел принимать душ.

– Вы не смогли бы опознать этот револьвер?

– Нет, сэр, не могу. Я боюсь оружия, но оно в точности похоже на вещественное доказательство номер 30.

– У меня все, – закончил Гамильтон Бюргер, поворачиваясь к адвокату.

– Итак, когда это происходило? – спросил Мейсон.

– Когда он приехал в контору, было без четверти девять.

– И он сказал, что виделся с Кассельманом?

– Вот его точные слова: «Я только что разговаривал с человеком, который наверняка убил отца Стефани Фолкнер, и мы договорились встретиться в одиннадцать сегодня вечером».

Вы хорошо их запомнили?

– Да.

– Но он не упоминал человека по имени Кассельман?

– Ну конечно, он имел в виду Кассельмана…

– Я не спрашиваю, кого он имел в виду. Я спрашиваю, называлось ли имя Кассельмана?

– Нет, не называлось.

– У меня больше нет вопросов, – сказал Мейсон.

– Прошу выйти для дачи свидетельских показаний миссис Гарвин, – громко произнес Бюргер.

Миссис Гарвин, длинноногая, рыжеволосая молодая женщина, совершенно спокойно прошествовала вперед и села на стул. Она улыбнулась присяжным, положила ногу на ногу и выжидающе взглянула на прокурора.

– Вы жена Гомера Гарвина-младшего, который только что проходил свидетелем по делу. Я предъявляю вам вещественное доказательство номер 30 и прошу сказать, не приходилось ли вам видеть его прежде.

– Не могу утверждать, – улыбнулась она. – Я видела револьвер, очень похожий на этот, но я ведь не специалист в этой области.

– Где вы его видели?

– Муж оставил его на туалетном столике.

– Когда?

– Вечером седьмого октября.

– В какое время?

– Примерно в половине одиннадцатого.

– Вы видели этот револьвер восьмого октября?

– Да, сэр.

– И что вы сделали?

– Я позвонила мужу и сказала, что он забыл свое оружие.

– Когда вы ему звонили?

– Когда встала и заметила этот револьвер.

– После того, как ваш муж ушел на работу?

Она улыбнулась и ответила:

– Я новобрачная, мистер Бюргер, и стараюсь правильно воспитать своего мужа, не мешая ему готовить себе завтрак, а сама сплю до десяти.

Присутствующие в зале, включая судью и присяжных, заулыбались. Ее добродушие и прекрасная манера держаться производили необыкновенное впечатление.

– Что вы сделали?

– Муж попросил привезти оружие ему на работу, что я и сделала.

– В каком часу это было?

– Около половины одиннадцатого восьмого октября сего года.

– Вы не знаете, это был револьвер, который мы назвали «револьвером младшего», или же это оказалось вещественным доказательством номер 30?

– Нет, сэр, не знаю. Я взяла револьвер с туалетного столика и отвезла его мужу. Я даже не могу утверждать, что в нем отсутствовал один патрон. Мне только известно, что муж вынул револьвер из кармана, когда переодевался. Это было в половине одиннадцатого. Мне также известно, что эти два револьвера очень похожи. Я также совершенно уверена, что никто в спальню не заходил. Вот и все. Больше я ничего не знаю.