– И ты ушла?

– Заслонилась журналом, – с достоинством ответила Мэгги. – Но это была излишняя предосторожность. Она прошла совсем рядом со мной к другому открытому лотку, который стоял в двадцати шагах.

– Чтобы поглазеть на кукол?

– Откуда вы знаете? – Мэгги и не пыталась скрыть разочарование.

– С каждого второго лотка в Амстердаме продаются куклы.

– Она не только смотрела – трогала их, гладила. Старик-лоточник пытался изображать, что сердится, но разве можно сердиться на такую девушку? Она обошла вокруг лотка и вернулась на лавку. И все время потчевала куклу мороженым.

– И ничуть не огорчалась, что кукла его не хочет. А что тем временем поделывали старуха и священник?

– Беседовали. Видимо, им было, о чем поговорить. Когда Труди вернулась, они еще немного поболтали, пастор похлопал Труди по плечу, потом поднялись, он снял шляпу, поклонился старухе, как вы ее называете, и все трое ушли.

– Идиллическая картинка. Ушли вместе?

– Нет. Он пошел в другую сторону.

– Ты не пыталась идти за кем-нибудь из них?

– Нет.

– Послушная девочка. А за тобой не следили?

– Не думаю.

– Не думаешь?

– Вместе со мной уходила целая куча людей. Человек пятьдесят-шестьдесят. Было бы глупо утверждать, что никто меня не видел. Но сюда никто за мной не шел.

– А ты, Белинда?

– Почти напротив этого маленького отеля «Париж» есть кафе. В отель входило и выходило из него множество девушек. Но только за четвертой чашкой кофе я распознала одну из тех, что были вчера вечером в церкви. Такая высокая, с каштановыми волосами, сногсшибательная, как выразились бы вы.

– Откуда ты знаешь, как бы я выразился? Вчера она была одета монахиней?

– Да.

– Как же ты могла увидеть, что у нее каштановые волосы?

– У нее родинка высоко на левой щеке.

– И черные брови? – вставила Мэгги.

– Точно, она, – откликнулась Белинда.

Я сдался. Нельзя было не верить им. Когда одна красивая девушка приглядывается к другой красивой девушке, ее глаза превращаются в мощнейшие телескопы.

– Я шла за ней до Калверстраат, – продолжала Белинда. – Тут она вошла в большой магазин. И, казалось, кружит по залу без всякой определенной цели, но это была только видимость, потому что довольно скоро она остановилась у прилавка с надписью «Сувениры – только на экспорт». Как бы нехотя оглядела полки, но я видела, что интересуется она одними куклами.

– Ну-ну, – прервал я ее. – Снова куклы. С чего ты взяла, что она интересуется именно ими?

– Просто видела, – ответила Белинда тоном человека, силящегося описать разнообразные цвета слепому от рождения. – А чуть позже стала очень внимательно разглядывать одну группу кукол, некоторое время словно сомневаясь, какую выбрать, но я знала, что никаких сомнений у нее нет… – Я благоразумно молчал. – Что-то сказала продавщице, и та записала это на листке.

– Это длилось столько времени, сколько надо для…

– Для того, чтобы записать обычный адрес. – Белинда как будто не слышала. – Потом эта девушка заплатила и ушла.

– И ты пошла за ней?

– Нет. Я тоже послушная девочка?

– Да.

– И никто за мной не шел.

– Не следил? А в магазине? Например, какой-нибудь полный мужчина средних лет?

Белинда расхохоталась:

– Целая толпа толстых…

– Ну, хорошо, хорошо. Толпа толстых мужчин средних лет проводит кучу времени, наблюдая за тобой. А заодно – масса молодых и худых. Меня это вовсе не удивляет, – я помолчал. – Дорогие мои двойняшки, я очень люблю вас обеих.

Они переглянулись.

– Очень мило, – пробормотала Белинда.

– Только профессионально, мои дорогие, только профессионально. Должен сказать, что оба ваших доклада превосходны. Белинда, ты видела куклу, которую выбрала девушка?

– Мне платят как раз за то, что я кое-что вижу, – скромно заметила она.

Я пристально взглянул на нее, но пропустил иронию мимо ушей.

– Отлично. Это была кукла в костюме с Хейлера. Такая, как те, что мы с тобой видели в магазине.

– Откуда вы знаете?

– Мог бы ответить, что я ясновидящий. Мог бы сказать, что гений. В действительности же у меня есть доступ к некоторой информации, которого у вас нет.

– Ну так поделитесь с нами! – Это, конечно, предложила Белинда.

– Нет.

– Почему?

– Потому что в Амстердаме есть люди, которые могли бы вас схватить, запереть в укромной темной комнате и заставить говорить.

Наступила долгая пауза. Потом Белинда спросила:

– А вы бы не заговорили?

– Возможно, и заговорил бы, – признался я. – Но прежде всего им было бы нелегко упрятать меня в эту укромную комнату. – Я показал им приходную книгу. – Кто-нибудь из вас когда – либо слышал о Кастель Линден? Нет? Я тоже. Однако оказывается, что оттуда нашим приятелям Моргенштерну и Муггенталеру поставляют большую часть часов с маятниками.