Шрифт:
– Не нашли еще убийцу? – спросил Габриэль.
– Полиция, как я понимаю, уверена в скором его аресте, – отозвался Найджел.
– И вы уверены? В ваших устах это прозвучало так, будто вы скорее сомневаетесь.
Последняя часть фразы прозвучала тоже как вопрос, но Найджел не стал на нее реагировать. Лучший способ разговорить кого-то – это ему было хорошо известно – помалкивать самому, вынуждая другого подыскивать нужные слова. Найджел уставился на свои ботинки, как бы отказываясь от общения.
Спустя секунд десять Сорн не выдержал:
– Так как насчет вас лично? Есть ли у вас своя версия насчет того, кто убийца?
– Нет у меня никакой версии, – мягко ответил Найджел, затем, внезапно подняв светло-голубые глаза и пристально глянув на Сорна, добавил: – Видите ли, я знаю, кто убийца.
Руки Сорна конвульсивно дернулись, движение, которому он попытался придать видимость жеста.
– Вы?.. Ох, ну и ну. Это именно то, что я и предполагал.
Найджел вновь погрузился в молчание, так действующее на нервы его собеседнику.
– Ну, проклятье, – вырвалось наконец у Сорна, – почему же вы не арестуете его?
– Возможно, мне не хватит доказательств, чтобы убедить полицию. И опять же, может, я точно не знаю, где он сейчас.
Габриэль Сорн это проглотил не разжевывая. Затем, явно пытаясь собраться с мыслями, с напускной небрежностью произнес:
– Могу спросить? Убийца я?
– Вам лучше знать, мистер Сорн. Кому как не вам знать.
Габриэль издал короткий странный смешок, в котором прозвучала искренняя насмешка.
– …Потому что если я и есть он и если вы… как только что намекнули… пока еще не поделились этим с полицией, в моих интересах всадить нож в вашу мужественную грудь как можно скорее. Что теперь скажете?
– Ну это вряд ли. В конце концов, Каммисон и, предположительно, служанка знают, что вы в моей комнате. Нет, я назвал бы такое поползновение чистым безумием с вашей стороны.
– Каммисон? Да. – Сорн немного откинулся на стуле. – Я вот думаю о моей матери. Знаете, она горда. Горда и бедна. Кровь графов, как мне стало известно из достоверных источников, течет в венах Сорнов… конечно порядком разбавленная. Вот я и размышляю, не слишком ли она горда, чтобы согласиться взять деньги Юстаса?
– Если откажется, поступит плохо по отношению к вам.
– Да. Понимаете, ее согласие дало бы мне возможность бросить пивоварню и посвятить себя всецело поэзии. Несомненно, вы сейчас думаете: «Упаси нас боже от этого!» – Добавил он, как бы защищаясь.
– О нет. Ничуть! Я сказал бы, что вы пишете хорошие стихи. У вас был верный стимул: «Мы познаем в страданиях» и все такое.
– Премного благодарен, – огрызнулся Сорн весьма нелюбезно. – Я сюда явился не за моральной поддержкой.
– Но не просто же так, а зачем-то? Мелочь, возможно, но стоящая того, чтобы ею заняться. Помимо того, конечно, чтобы пронзить ножом мою грудь.
Габриэль Сорн некоторое время молчал. Затем, не поднимая глаз, проговорил:
– Я пришел рассказать вам одну историю. Да вот только не знаю, поверите ли вы в нее.
– А вы попробуйте.
– Как полагаю, шутливый тон – это ваш метод? Ну да ладно, попробую. История короткая. Полчаса назад мне позвонила одна особа и попросила меня подъехать на машине в полночь на проселочную дорогу, которая ведет через Хонейкомб-Вуд на лондонское шоссе.
Найджел возбужденно хлопнул себя по колену.
– Дьявольщина! – воскликнул он. – А теперь давайте начистоту! Уж не имеете ли вы в виду, что сам убийца попросил вас помочь ему сбежать?
– Вы сами это сказали.
– И почему он воззвал именно к вам? Я к тому, что своим заявлением вы ставите себя в довольно неловкое положение. Звучит так, словно вы все время были его сообщником.
– Вы что, и впрямь думаете, что я сдал бы себя и его таким образом, будь я соучастником убийцы? – вымученно поинтересовался Сорн.
– Ну, а почему вы подставляете его? Воспылали внезапной страстью к буржуазной морали? «Да восторжествует правосудие!» И все такое прочее?
– Не важно, как мы это назовем, не так ли? Скажем так, мне не нравится, что убийца моего отца ускользнет от петли.
– Похвальное сыновье чувство.
– О, бога ради, заткнитесь вы со своим менторским сарказмом! – взорвался Сорн. – Даже у сволочей есть чувства.
– Прошу меня простить, но эта история, прямо скажем…