По одной из версий полиции, пока дама под вуалью отвлекла Сибил, послав ее за сахаром, ее сообщник — мужчина, которого видели на Уэст-Принцес-стрит, — схватил Роуз. Вероятно, этот же мужчина сел в кэб к Питеру Керру на Кембридж-стрит. Однако оставалось неясным, почему похитили Роуз, а не Сибил, да и вообще, зачем похищать кого-то из девочек ради финансовой выгоды, ведь семью Гиллеспи нельзя было назвать состоятельной. Тем не менее полицию заинтересовало требование выкупа. По мнению детективов, человек, написавший записку, плохо владел английским. Судя по характерным орфографическим ошибкам, родным языком автора мог быть немецкий, что совпадало с предположением кэбмена, будто пассажир, которого он высадил в Ист-Энде, был родом из Германии или Австрии.

Ранним утром в четверг в Винегархилл отправилась большая группа детективов и констеблей. В ближайшие два дня она тщательно исследовала мастерские, сараи и кибитки; допрашивала местных жителей — главным образом странствующих лошадиных барышников, актеров и торговцев, а также рабочих из близлежащих заводов и фабрик. Обитатели Винегархилла — в основном ирландского или цыганского происхождения — клялись, что ничего не знают о пропавшем ребенке или иностранце. К сожалению, в кибитках подозреваемого не обнаружили, и, хотя вокруг носилось множество босоногих детишек, среди них не было никого похожего на Роуз Гиллеспи.

Едва ли удивительно, что Гиллеспи были охвачены ужасом, смятением и болью. Сибил ушла в себя, а Энни безутешно горевала, так что ее глаза покраснели от слез. Нед держался стоически и, не вынося собственной беспомощности, с головой ушел в поиски Роуз. Он ни минуты не сидел на месте, а когда оказывался рядом с женой, они почти не разговаривали. Энни по-прежнему казнила себя и думала, что Нед нарочно ее избегает.

В довершение всего семья страдала от назойливого внимания прессы. Спустя лишь несколько часов после публикации новости в «Ивнинг ситизен» дом начали осаждать журналисты, требуя интервью. Особенно их интересовал Нед — как художник и известная в городе фигура. Ежедневно на пороге дома номер одиннадцать его подкарауливала кучка писак, а затем таскалась за ним по пятам с блокнотами. Нед, сосредоточенный на поисках дочери, стал выходить через черный ход, но вскоре преследователи об этом пронюхали и подрядили одного-двух собратьев ждать за домом, со стороны Стэнли-лейн, чтобы подать сигнал остальным. Тогда Нед начал вставать до рассвета, пока репортеры еще не заняли свои наблюдательные посты. Несчастный изо дня в день рыскал по улицам, стирая туфли до дыр; полиция и отдельные сочувствующие тоже продолжали поиски. Отряды добровольцев во всем городе обследовали свои районы, но безрезультатно.

Горацио Гамильтон, владелец галереи изящных искусств, назначил вознаграждение в двадцать фунтов за любые сведения, которые могут помочь найти пропавшую девочку. Неда на всю неделю освободили от преподавания в Художественной школе, однако его ученицы собирались по вечерам, как обычно, и занимались версткой листовок с рассказом о Роуз. Отпечатанные сотни копий распространили между разными группами, включая церковь Элспет, чтобы раздавать на молитвенных и прочих собраниях, а компания местных мальчишек взялась вручать листовки прохожим в людных местах, от площади Сент-Джордж-Кросс до часовой башни Трон-Стипл.

К вечеру пятницы — спустя почти неделю после исчезновения — Роуз по-прежнему не обнаружили, и полиции ничего не оставалось, кроме как продолжать организованные поиски. В субботу одиннадцатого мая всех мужчин, кто не работал после обеда, призвали собраться в парке, у мемориального фонтана Стюарта. Благодаря листовкам и газетным заметкам историю обсуждали на каждом углу, и добровольцев становилось все больше. Загадочное исчезновение девочки взбудоражило город. К трем часам, несмотря на проливной дождь, в парк явилось полторы сотни мужчин. До захода солнца оставалось всего пять часов, но полиция надеялась, что приток новых людей позволит вести поиски тщательнее и всплывут хоть какие-нибудь улики. Добровольцы прочесали всю территорию, которую уже обследовала малочисленная группа в прошлое воскресенье, но к вечеру вернулись в парк ни с чем, разочарованные и подавленные.

На следующее утро был запланирован новый поход, поскольку воскресенье — выходной у большинства мужчин, и отряд добровольцев обещал пополниться. Нед участвовал в обеих операциях, рука об руку с младшим инспектором Стерлингом, который продолжал вести дело об исчезновении Роуз. Энни оставалась дома, изнемогая от неизвестности; при ней, сменяя друг друга, постоянно находились знакомые и соседки, в том числе и я. Еще до пропажи Роуз Элспет сотоварищи готовили для местных лодочников воскресный праздник, который был назначен как раз на сегодня. Однако сорок гребцов дружно променяли обещанные булочки с маслом и пение псалмов на участие в поисковой операции. С ними общее число добровольцев увеличилось почти до трех сотен; пожалуй, такой толпы в парке не видели со времен Выставки. Полиция рассчитывала прочесать несколько квадратных миль вокруг южного Вудсайда: от Рукхилла до набережной Клайдсайд на юге; от Королевской больницы на западе и до Сент-Роллокс на востоке. Дюжина больших отрядов приступила к заданию в девять утра и без устали трудилась до полуночи. Увы, усилия вновь не увенчались успехом.

В один погожий день, примерно неделю спустя, я направлялась в дом номер одиннадцать. У меня уже вошло в привычку отводить глаза от сквера в центре Квинс-Кресент. Поначалу, после той злосчастной субботы, проходя мимо, я каждый раз вглядывалась в деревья в напрасной надежде увидеть девочку, как язык невольно тянется нащупать во рту вырванный зуб. Однако в последнее время мне было больно смотреть на островок зелени за оградой.

До этих пор весна стояла дождливая, но в тот день солнцу удалось пробиться сквозь пропахшую дымом мглу, постоянно висящую над городом. В начале Стэнли-стрит я приложила руку козырьком ко лбу и огляделась, нет ли поблизости журналистов. Это была вторая новая привычка — проверять, сколько стервятников околачивается у порога дома номер одиннадцать. Один дерзкий газетчик из «Ивнинг ситизен» даже снял комнату рядом с квартирой Элспет, с видом на гостиную и спальню Неда и Энни. Этот писака по имени Брюс Кемп — желтушный и скользкий, как змея, с раскосыми глазами по бокам узкого сплюснутого черепа — целыми днями подстерегал Гиллеспи в своем логове, и его мерзкая физиономия беспрерывно маячила в окне дома напротив.

Теперь Неду и Энни даже днем приходилось задергивать занавески.

В тот день Кемп открыл окно и, высунувшись, бесцеремонно пялился на улицу. К счастью, время было обеденное, и бумагомаратели традиционно разбрелись по питейным заведениям, оставив двоих коллег наблюдать за домом номер одиннадцать. Я опустила голову, пряча лицо, но стоило мне приблизиться, как парочка немедленно увязалась за мной.

— День добрый, мисс Бакстер.

— Пришли повидаться с Гиллеспи, мисс Бакстер?

Как обычно, не обращая внимания, я двинулась дальше.