Нижегородцев привел Дмитрий-Фома, за ним двигались отряды брата, Бориса Городецкого. Стекались со своими князьями ярославцы, белозерцы, ростовцы, моложцы, стародубцы. Сочли нужным примкнуть мелкие властители, не входившие в великое княжество Владимирское, но понявшие, что надо держаться вместе с Москвой — Семен Оболенский, Роман Новосильский, Иван Тарусский. Прибыли с дружинами изгнанники, князья без княжеств — Роман Брянский, Иван Смоленский. Никогда еще с легендарных домонгольских времен не собиралось такого многочисленного воинства! И это уже было не разношерстное феодальное ополчение, где каждый сам по себе. Под началом Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича встала в строй единая армия. Цельная, связанная общим духом и дисциплиной.

Хотя князья вполне могли и не приходить. Даже уважительная причина имелась, ханский ярлык. Отвергли ярлык. Пошли против Мамаевой воли. Пошли не ярославцы, новосильцы и москвичи — сказала свое слово Русь. Впервые за несколько веков! А Тверь противопоставила себя Руси. Поплатилась она жестоко. Первым городом на Тверской земле было родовое гнездо Михаила, Микулин. Рать раздавила его походя, между делом. Тем не менее Михаил не сбежал. Ему нельзя было бежать, ронять авторитет — вот-вот на выручку должны были выступить две сильнейших державы.

Но события раскручивались так стремительно, что Мамай просто не смог вмешаться! В середине июля тверской князь заходился от восторга, целуя полученный ярлык, а 5 августа все силы Руси обложили его столицу. Эти силы росли, на призыв Дмитрия поднялись новгородцы, за четыре дня дошагали до Твери, спешили расплатиться за Торжок. Следом маршировали псковичи. Дмитрий Иванович велел строить два моста через Волгу, город взяли в плотное кольцо. Михаил не удосужился или пожалел сжечь посады, избы разобрали, бревна и хворост навалили приметами к стенам и воротам, подпалили. В нескольких местах укрепления заполыхали, и воины рванулись на приступ. Но тверской князь настроил своих ратников и горожан: побежденным будет худо, надо продержаться до подмоги. Отбивались остервенело, ответили вылазкой и отбросили атакующих.

Михаил облегченно вздыхал, ободрял тверичей — день выиграть, неделю, а там вмешаются покровители. Он знал, на что рассчитывал. Ольгерд слово сдержал, направил к нему немалую рать. Но она дошла только до границы. Умудренные литовские воеводы не привыкли соваться наобум. Выслали разведку, а она доносила: у Твери стоит еще не бывалая, огромная армия. Воеводы благоразумно притормозили, проверили и сделали вывод: нет, помощь союзнику обойдется чересчур дорого. Разве что воинов погубишь. Развернулись и растворились в своих бескрайних лесах.

Дмитрий Иванович тоже решил не губить больше ратников. Оставил часть сил держать Михаила в блокаде, а несколько корпусов распустил по Тверской земле. Города, оказавшие сопротивление, брали на щит. Если не желаете подчиняться всей Руси, первыми напали на нее, как с вами еще обращаться? «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Матф. 7:2). Михаил падал духом. До него доходили известия, как его княжество с каждым днем разоряется. Сообщили и о том, что надежды на Литву пошли прахом. А если Тверь подержат в осаде подольше, отразит ли она следующий штурм? Над чем княжить придется, над грудами головешек?

Древнерусский всадник

Он упорствовал три недели и сломался. К великому князю выехал епископ, умолял начать переговоры. Дмитрий Иванович был верен себе — ежели князь искренне кается, можно и мириться. Но нарушенных клятв было уже достаточно, Михаилу продиктовали куда более жесткие условия, чем раньше. Он признавал себя «молодшим братом» Дмитрия. То есть должен был отныне слушаться старшего. Обещал «блюсти» великое княжение — наследственную «вотчину» московских государей. В прочих делах Тверь сохраняла самостоятельность, в случае каких-то споров с Москвой стороны условились обращаться к третейскому судье, Олегу Рязанскому. Но в войнах с внешними врагами Михаил обязан был выступать заодно с Дмитрием Ивановичем. Даже против своих закадычных союзников, литовцев. И не только против литовцев. В договор внесли пункт, который еще вчера показался бы самоубийственным. Против ордынцев! «А пойдут на нас татарове или на тебе, битися нам с тобою с одиного против них. Или мы поидеи на них, и тебе с нами с одного поити на них».

Но после измены Вельяминова имело ли смысл хранить это в секрете? Великий князь впервые открытым текстом заявлял: Русь уже не та, что была прежде. Орде придется уважать ее и оставить в покое. Хотя представлять дело так, будто русский народ наконец-то воспрянул, увидел очевидное — силу своего единства — было бы слишком опрометчиво. Нет, всего лишь начал осознавать… Михаил и его бояре подписывали договор вынужденно, их побили и заставили примкнуть к союзу русских княжеств. Их подданные сумрачно склоняли головы: одолели треклятые москвичи. А в эти же дни, когда новгородский полк вместе с Дмитрием Ивановичем осаждал Тверь, другие новгородцы оценили обстановку по-своему. Все русские ратники ушли с государем, города остались без защитников!

2 тыс. человек на 70 ушкуях проскользнули северными реками и ударили на… Кострому. Растерявшиеся жители попытались было сразиться с ними. Но костяк городского полка был далеко, а прочую толпу ушкуйники с ревом разметали, вломились в ворота, неделю бесчинствовали. Насажали в лодки пленных и отчалили дальше. С налету погромили посад Нижнего Новгорода, а потом как ни в чем не бывало отправились в Булгар, продали соплеменников басурманам. Когда обратили русских баб и детей в звонкую монету, в лодках место освободилось, захотелось еще попутешествовать. Захватывая купеческие суда, спустились по Волге аж до Астрахани. Здешний мурза встретил новгородцев как дорогих гостей, выкатил бочки вина. Они и рады были, оттянулись в полную волюшку. А когда упились, всех перерезали, смешалась буйная кровушка с пьяной блевотиной.