Шрифт:
– Анна Леонидовна, вы говорили, что хотели звонить мне…
Он находился в полной уверенности, что Непенина в силу своего почтенного возраста преувеличивает важность дела и разговор о нем продлится буквально минуты.
– Да-да, Сережа. Это так важно. Я думала, думала, кому рассказать об этом. Вспомнила о вас. Даже не знаю, с чего начать.
– Тогда начните, как вы нас на уроках учили, – с улыбкой сказал Сергей. – С начала.
– Сейчас, сейчас. Дайте мне минутку… Вы знаете, Сережа, что от причтового, от нашего дома до церкви, – Анна Леонидовна посмотрела на фотографию с изображением Градо-Пихтовского храма, – был подземный ход?
– Нет. Впервые слышу.
– Но он был. И сейчас должен быть в сохранности. Ход сделали сразу, когда возводили церковь и строили дом для настоятеля. Из дома можно было попасть по подземному ходу в левый придел.
– А зачем подземный ход?
– Не подумайте, Сережа, и вы, Андрей Андреевич, что церковь имела какие-то тайны. Просто в те времена у храма загодя, особенно в двунадесятые праздники, собиралось много людей. Священник должен был бы идти, проталкиваясь через толпу. Поэтому и подземный ход. Храм открывается, и священник в храме.
– От церкви до дома священнослужителя метров тридцать, – прикинув, сказал Сергей.
– Да. – Женщина кивнула. – Мы с мамой часто потом говорили: если бы отец тогда скрылся в переходе, спрятал бы нас и сам оставался там, то был бы цел и невредим. Может, мы куда-нибудь уехали бы…
– Анна Леонидовна, это вся тайна? – спросил Нетесов.
– Что вы, Сережа. Я еще ничего по существу не сказала. Минуточку. – Укутанная в очень теплую шаль, Непенина зябко поежилась. – В подземном ходе есть маленький тайник.
– Тайник? – переспросил Нетесов, в голосе его прозвучали сомнение и недоверие – не слишком ли много тайников и тайн?
– Да. И связано это с церковными ценностями, – сказала Анна Леонидовна.
– Но разве не все забрала тогда банда Скобы?
– Ценности Градо-Пихтовского храма – все, полностью. Но речь идет о совершенно других, очень больших ценностях.
– О каких, Анна Леонидовна?
– О главных святынях губернского кафедрального собора и женского монастыря. Сейчас я, чтобы понятно было, почему нашей семье, моему отцу, рядовому священнику, доверили такой важный секрет, расскажу о тайне рождения отца.
– Леонида Соколова?
– Леонида Андреевича Соколова, – утвердительно кивнула Непенина. – Его отец, дед мой, тоже был священнослужителем. В восьмидесятых годах, разумеется прошлого века, он вел миссионерскую деятельность в Южной Сибири. То есть обращал инородцев в православную веру. И там, в глухих горах, был женский монастырь. Настоятельницей монастыря была очень красивая женщина, потомственная дворянка, постриженная в монашество. Начальник миссии тоже был очень красивым, умным, сильным человеком. Словом, молодые люди, встретившись, полюбили друг друга, и у них родился сын.
– Ваш отец? – спросил Зимин.
– Мой отец, – кивнула старая женщина. – Начальник миссии потом сделал головокружительную церковную карьеру. Сначала был возведен в сан архимандрита, потом стал викарием, архиепископом, а перед самой революцией – одним из высших иерархов Русской православной церкви. Разумеется, о его связи с игуменьей монастыря, об их ребенке мало кто знал. Все держалось в тайне. Насколько вообще возможно сохранить такую тайну. Дед очень любил бабушку, в миру ее звали Татьяной Ивановной, позаботился, чтобы она переехала в губернский центр, была рядом. И сын после окончания духовной академии тоже был относительно рядом. Но дед, когда началась смута и когда он занял высокое положение – в самом Святейшем Синоде, – не успел перевезти следом за собой ни бабушку, ни моих родителей…
Ненадолго умолкнув, задумавшись о чем-то, Непенина спросила:
– Я все понятно объясняю, Сережа, Андрей Андреевич?
– Да, да, конечно, – поспешили подтвердить Зимин и Нетесов.
– Дед почувствовал, что церковные ценности подвергаются большой опасности, могут быть в любую минуту разграблены, и обратился в восемнадцатом году через своего доверенного человека к бабушке с просьбой спрятать основные ценности кафедрального собора и женского монастыря. Заменить их такими же, но более простыми предметами. Тогда еще не было постановления новой власти об изъятии церковных ценностей в пользу революционеров, и сделать это было бы не так сложно, как два или три года спустя. Мой отец тоже принимал участие в перепрятывании священных предметов. Подождите. Сейчас я вам покажу одну листовку…
Анна Леонидовна встала и вышла, но теперь уже не в кухню, а в соседнюю комнату.
– Да, не скучные тайны, – сказал Зимин.
Нетесов промолчал. Он ждал, чем закончился рассказ его учительницы.
– Вот, молодые люди. Та самая листовка двадцать второго года. Такими были обклеены все заборы, двери новых учреждений, фабричные стены. В губернском центре их бросали с аэроплана…
Анна Леонидовна положила на стол отпечатанный типографским способом лист с заголовком, набранным жирными броскими черными буквами: «ЗАПОМНИТЕ ИХ ИМЕНА!»