Сразу увидел в цуговой упряжке пару коней каурой масти и двоих седоков в розвальнях разглядел, хоть их около версты разделяло.

Повозка приближалась к косогору. Дорога особенно близко подходила, прямо-таки прижималась к его подошве в том месте, где стояла избушка. Все-то и дел: выждать, пока копыта коней ступят на этот прижим, и мигом по неглубокому снегу скатиться вниз, очутиться около самой повозки. Впрочем, пока Скоба, Шишка и Крахмальный Грош стояли около избушки, двое их сообщников предусмотрительно переместились поближе к санной дороге.

Скоба нашарил в кармане, вытянул край замызганной красной тряпицы. Убедился – на месте и тотчас снова спрятал. Не случайно проверил: по взмаху тряпицей все его люди придут в движение.

Чем ближе повозка, тем внимательнее глядел, – не на ездоков, они его не интересовали, – пытался угадать степень усталости коней; сколько пробежали и на что еще способны нынче; какой отдых для восстановления сил понадобится. Верст пятнадцать еще пробегут легко, а там отдых задать.

Думая, не забывал примечать, что рыжеватая конская масть уже мелькает внизу меж зелено-хвойных веток. Тряпица появилась в руке, поднял над головою, потряс ею и степенно, как подобает главарю, направился вниз. Даже не подумал глядеть, как живо метнулись к повозке по его знаку.

Когда приблизился, ездоки уже были выкинуты из саней, Шишка красовался в крепкой дохе одного из них. Свою латаную одежонку Шишка великодушно кинул под ноги обобранному владельцу дохи. Тот не спешил облачаться в «подарок», да Шишка и не настаивал, азартно обшаривал, выворачивал наружу карманы путников.

Не оставался без дела и Крахмальный Грош, ворошил сено в санях: вдруг да под ним что запрятано.

– Одна саренка, – разочарованно сказал Шишка, подкидывая на ладони мелкие монеты.

– Откуда и куда? – сурово справился у недавних владельцев повозки Скоба.

– Из города в Наумовку. За продуктами, – ответил тот, с которого сняли доху.

– Без денег? – с сомнением усмехнулся Скоба.

– Так к сестре…

– Лошади твои?

– Нет своих. Под залог взяли у татарина.

– Ну, а я у тебя под залог, – ухмыльнулся Скоба, садясь в сани.

– Не надо, а… Что скажу хозяину, – жалобно, со слезой в голосе, проговорил лишившийся теплой собачьей дохи.

– А скажешь, хвалил я его лошадей, – весело отозвался Скоба. – Поехали! Но-о! – распорядился под дружный смешок приятелей, сам вожжой понаддал по крупу коренника.

Отъехали сажен двадцать-тридцать, Крахмальный Грош обернулся. Ограбленные все продолжали стоять.

– Где-то раньше их видел. Обоих.

Никто не отозвался.

Проехали еще с десяток сажен.

– Вспомнил! – Крахмальный Грош ударил себя по лбу. – Этот вон, который молчал все время, свечами торговал в кафедральном соборе.

И опять никто не откликнулся (эка персона – свечами торговал). Но Крахмальный Грош и не ждал удивлений, продолжал:

– Он этими свечами по великим праздникам торговал. Как почетный староста!

На сей рез безучастным не остался ни один. Многого могли не знать, но то, что почетным старостой кафедрального, то есть главного в губернии, собора случайного, без имени и состояния человека не выбирали – это было известно всем.

А Крахмальный Грош не унимался, память его выуживала новые подробности:

– Шагалов это. Купец первой гильдии. Дом его на Соборной площади стоит. А тот, с какого доху содрали, – он на секунду пятерней вцепился в меховую обнову Шишки, – в главном магазине у Шагалова распорядитель старший.

– А ну назад! – велел Скоба.

И быстро развернутые на узком санном пути кони резко помчали к потерпевшим хозяевам, жертвам грабежа.

Хотел не хотел лишившийся дохи, а мороз заставил облачиться в верхнюю ветхую одежонку, кинутую Шишкой. Вид у него сразу стал донельзя потешный, скоморошеский. Грабители на это не обращали внимания, настроены были серьезно.

– Так в Наумовку к сестре, говоришь? – грозно спросил Скоба.

– К ней…

– А чего ж ты… – Скоба матерно выругался, – лучше хозяина в дорогу снарядился?

– Какого хозяина?

– А рядом с тобой стоит.

– Так какой он хозяин мне, сродственник он.

– Звать как сродственника?

– Головачев. Оба мы Головачевы. – Облаченный в дранье с чужого плеча попытался улыбнуться. Улыбка не далась.

– Во едет на небо тайгою[6], – не выдержал Крахмальный Грош.