— Дедушка, ты любишь ездить в гости? — спросила Анна.

Дедушка ответил, что любит, но мне показалось, что не очень, так как он вздохнул и добавил:

— О-хо-хо! Что-то уж очень часто приходится ездить в гости!

Тогда дядя Эрик сказал, что последний раз дедушка ездил в гости пять лет назад и ему грех жаловаться.

Наконец папа, дядя Эрик и дядя Нильс тронули лошадей, и взрослые уехали.

Тётя Лиза сказала, что чем дольше мы будем гулять с Черстин, тем лучше она будет себя вести. В полдень мы накормим её обедом, который надо всего лишь разогреть, а потом уложим спать.

— Ой, как интересно! — воскликнула Анна.

— Да, — сказала я. — Я решила, что стану няней, когда вырасту, это уже точно!

— Я тоже, — сказала Анна. — Ведь ухаживать за детьми очень просто. Если говорить с ними спокойно и ласково, они будут тебя слушаться. Я читала в газете.

— Само собой разумеется, что с детьми надо говорить спокойно и ласково, — согласилась я.

— Я читала, что есть люди, которые кричат на детей. Но тогда дети становятся непослушными, — сказала Анна.

— Кто же станет кричать на такую крошку? — сказала я и пощекотала Черстин за пятку.

Черстин сидела на одеяле, разостланном на траве, и смеялась. Она очень хорошенькая. У неё выпуклый лобик и голубые глазки. И уже восемь зубов — четыре вверху и четыре внизу. Они похожи на рисовые зёрнышки. Говорить Черстин ещё не умеет. Она говорит только «Эй! Эй!». Но, может быть, каждый раз это означает что-нибудь другое, мы не знаем.

У Черстин есть деревянная тележка, в которой её катают. Анна предложила:

— Давай её покатаем!

Я согласилась.

— Идём, моя деточка, идём, моя Черстин, — сказала Анна и стала сажать Черстин в тележку. — Черстин поедет гулять!

Анна говорила очень спокойно и ласково, как и следует разговаривать с маленькими детьми.

— Садись, вот так тебе будет хорошо!

Но Черстин не захотела садиться. Ей хотелось стоять, она прыгала и говорила:

— Эй! Эй!

Мы испугались, что она упадёт.

— По-моему, её надо привязать, — сказала я.

Мы взяли толстую верёвку и привязали Черстин к тележке. Когда Черстин обнаружила, что не может встать, она заревела на всю округу. Из хлева примчался Улле.

— Что вы делаете? Зачем вы её бьёте? — закричал он.

— Ты с ума сошёл! Никто её не бьёт! — сказала я. — Если хочешь знать, мы говорим с нею спокойно и ласково.

— Смотрите у меня! — пригрозил Улле. — Пусть делает что хочет, тогда она не будет плакать.

Конечно, Улле лучше знал, как надо обращаться с Черстин. Всё-таки это его сестрёнка. Поэтому мы разрешили ей стоять. Я тащила тележку, а Анна бежала рядом и поддерживала Черстин, чтобы она не упала. Так мы доехали до канавы. Черстин увидела канаву и вылезла из тележки.

— Подожди, давай посмотрим, что она хочет, — сказала Анна.

И мы стали смотреть. Почему-то считается, будто маленькие дети не умеют быстро бегать. Это ошибка. Маленький ребёнок, если захочет, может бежать быстрее зайца. По крайней мере, наша Черстин. Мы и глазом не успели моргнуть, как она крикнула: «Эй! Эй!» — и оказалась возле канавы. Там она споткнулась и упала головой в воду. И хотя Улле сказал нам, чтобы мы разрешали Черстин делать всё, что она хочет, даже лежать в канаве, мы всё-таки вытащили её оттуда. Она была вся мокрая, громко плакала и сердито смотрела на нас, точно мы были виноваты, что она свалилась в канаву. Но мы по-прежнему говорили с ней спокойно и ласково, посадили её в тележку и повезли домой переодеваться. Она громко плакала. Улле ужасно рассердился, когда увидел мокрую Черстин.

— Что вы с ней сделали?! — заорал он. — Вы хотели её утопить?

Тогда Анна сказала, что он должен быть терпеливым и разговаривать с нами спокойно и ласково, потому что мы тоже ещё дети, хотя и большие.

А Черстин подошла к Улле, обхватила его ноги и рыдала так безутешно, будто мы с Анной и вправду хотели её утопить.

Улле помог нам найти для Черстин чистое платьице и снова убежал в хлев.

— Посадите её сначала на горшок, а потом переоденьте, — сказал он перед уходом.

Хотела бы я знать, пробовал ли он сам хоть раз посадить Черстин на горшок. Было бы интересно посмотреть, как это у него получилось. Мы с Анной старались изо всех сил, но безуспешно. Черстин сделалась негнущаяся, как палка, и орала во всё горло.

— Вот глупый ребёнок! — воскликнула я, но тут же вспомнила, что так говорить с маленькими детьми нельзя.

Поскольку нам не удалось посадить Черстин на горшок, мы начали её переодевать. Я держала её на руках, а Анна натягивала на неё сухое бельё. Черстин извивалась, как угорь, и громко плакала. На это у нас ушло полчаса. После переодевания мы с Анной сели отдохнуть. Пока мы отдыхали, Черстин перестала плакать, сказала «Эй! Эй!», залезла под кухонный стол и пустила там лужу. Потом она вылезла оттуда и сдёрнула со стола клеёнку с чашками. Чашки, конечно, разбились.