Август Скауц, прозванный Громилой, пришел, блестя глазами и начищенными башмаками. Переступив порог блока, он осклабился:

– Ха, да тут свой народ! Только держи карманы крепче… – и, заметив Пауля Фридмана, шагнул к нему: – Приятно встретить землячков. А ну-ка, Черный Изверг, гони пачку сигарет.

Их сразу же обступили.

– Ребята, наше слово – закон. Сказал – сделал, проиграл – отдай. Заплатить карточный долг – это долг чести!

– Я же не в карты проиграл, – ответил Фридман, – и ты сам видел, что он умер.

– Нет, нет, умер после, – Громила призвал всех присутствующих быть судьями. – Давай в открытую. Мы с тобой поспорили. Так? На пачку сигарет. Дело было в каменоломне. Мы стояли наверху. Ты что сказал?

– Что могу ударом камня прихлопнуть политического, и прихлопнул. Ты сам видел.

– Но не с первого раза. Ты добивал его потом. Выходит проиграл. Гони пачку сигарет.

– От тебя не отвертеться! – Черный Изверг полез в карман и вытащил сигареты. – На и отлепись!

Скауц открыл пачку:

– Закуривай, ребята!

Поляк Була, с кривым боксерским носом и массивной челюстью, радостно, как старого друга, приветствовал Жоржа-боксера. Они друг друга знали давно по встречам на профессиональном ринге.

– Ты, видать, тренируешься? – сказал Була, щупая плечи Жоржа.

Жорж засмеялся и хлопнул Булу по спине:

– Я видел, как ты разминаешься.

– Разве это разминка? Вшивые политические хуже мешка – не успеешь ударить, он уже падает.

Одесский вор Соколов переминался с ноги на ногу рядом с Булой. Не понимая разговора, он кивал головой и улыбался. Его тонкие усики растягивались, а продолговатые глаза становились еще уже. Напарник Булы Поспешиш тупо смотрел на окружающих и молчал. Он привык больше объясняться руками, чем языком.

В смежной комнате шли последние приготовления. Косолапый Пауль и Маленький Шульц разрезали толстый круг домашней колбасы, присланной из Нормандии аббату Эноку, Трумпф в суповой алюминиевой кастрюле разбавлял водою денатурат. Он поминутно снимал пробу, отчего глаза его соловели все больше и больше.

– Объедение! Коньяк… Бьет по мозгам начисто. Раз – и готово!

Косолапый Шульц не выдержал.

– Дай-ка ложечку.

Но попробовать денатурат он не успел. Распахнулась дверь, и кто-то дрогнувшим голосом крикнул:

– Густ идет!

Встреча с лагерфюрером не предвещала ничего хорошего. Трумпф схватил кастрюлю и заметался по комнате. Наконец Олесс втолкнул Трумпфа в туалетную:

– Замри!

И поспешил навстречу лагерфюреру.

Бандиты старались принять непринужденный вид.

Лагерфюрер Густ явился в сопровождении унтер-офицера Фрица Рэя. Сын прусского кулака Фриц Рэй недавно окончил Мюнхенский университет. Он был типичным представителем новых немцев, воспитанных в годы гитлеризма. Среди эсэсовцев Фриц Рэй слыл «спортфюрером» и никто не мог соперничать с ним в изобретательности по части новых пыток. Рослый, с бычьей шеей и выпученными мутно-серыми глазами унтер-офицер считался грозою Малого лагеря.

Густ, постукивая гибким прозрачным стеком по лакированным крагам, обвел пронизывающим взглядом вытянувшихся зеленых. Заметив поляка Булу и русского Соколова, лагерфюрер молча шагнул к ним и взмахнул стеком. На мизинце сверкнул черный бриллиант. Була и Соколов съежились.

– Вон!

Те шмыгнули к дверям.

– Лагерфюрер будет разговаривать только с немцами, – пояснил Фриц Рэй.

Через несколько минут в двенадцатом блоке остались одни немецкие уголовники.

– Стул лагерфюреру! – крикнул Олесс.

Сев на широкую табуретку, Густ сказал:

– Рейхедойчи – немцы Великой Германии! Вы совершили тяжелые грехи и отбываете заслуженное наказание. Но мы, командование, понимаем ваше печальное положение. Мы идем вам навстречу, желая облегчить вашу участь. Комендант Бухенвальда штандартенфюрер Карл Кох передает вам свое немецкое сочувствие и просит сообщить, что каждый из вас имеет возможность зарабатывать деньги. Вы должны выявлять активных политических и уничтожать их. Комендант Бухенвальда штандартенфюрер Карл Кох обещает за каждого убитого активиста выплачивать по двадцать марок!

– Это мы просто, – воодушевленно прорычал Громила, – только считайте!

– А как платить будете, поштучно или десятками? – спросил Джонни-профессор, прикидывая в уме будущие барыши.

Олесс молча почесал затылок. Он вспомнил слова Гельмута Тимана: «Помните, за каждого политического отправим в крематорий двух зеленых». Тут, кажется, заработаешь на свою шею…

– Спокойно! – Фриц Рэй поднял руку. – Лагерфюрер еще не кончил.

– Вам принесут боксерские перчатки, – продолжал Густ, – дело должно делаться без лишнего шума, чисто. Организуйте подобие спортивных состязаний. Докажите превосходство силы и духа высшей арийской расы!