Чуть позже, в старинной английской церкви святого Марка в Мейфере, состоялась официальная церемония прощания с покойным. Событие это выглядело весьма любопытно.

Герцог Бедфорд обратился к немногочисленной изысканной публике. Глубокой скорби на лицах присутствовавших не замечалось. Из родных Пола Гетти на траурную церемонию соизволил явиться лишь один из его сыновей. Выглядел он совершенно невменяемым, но вовсе не потому, что убивался по отцу, а потому, что пристрастился к героину и алкоголю. У гроба с телом молча стоял викарий, который после окончания службы не получил за свои старания ни шиллинга.

Но не будем осуждать за это Пола Гетти, тело которого должно было отправиться в воздушное путешествие. Такого перелета миллиардер, еще будучи живым, очень боялся. Гроб с телом покойного был помещен в грузовой отсек «боинга» и через некоторое время оказался в Калифорнии, на знаменитом кладбище Форест-Лон вблизи Голливуда. Там тело миллиардера терпеливо дожидалось конца переговоров семейства Гетти с властями Лос-Анджелеса о месте погребения.

Однако старый неисповедимый грешник, даже покинув этот мир, сумел напомнить родным о себе.

Это случилось при оглашении последней воли и завещания покойного его лондонским адвокатом. Это завещание было впоследствии опубликовано в английской прессе. Оно поражало не только размерами оставленного состояния, но и заявлениями Пола Гетти, в которых явно ощущалась загадочная, почти мистическая связь между умершим, его огромным состоянием и членами его разбросанной по миру семьи.

Возможность влиять на судьбы тех, кого он любил или ненавидел, привлекала Пола Гетти. Ведь он и сам на протяжении всей своей жизни ощущал на себе последствия волеизъявления своего отца, объявленного полвека назад. Поэтому он так же, как и его отец, отнесся к тексту завещания с полной серьезностью.

За последние десять лет Пол Гетти при каждой встрече со своим адвокатом — поседевшим, но очень энергичным Лансингом Хейсом, прилетавшим к нему из Лос-Анджелеса, постоянно вносил изменения в этот жестокий документ, напоминавший приговор. Старик постоянно кого-то вписывал или с гневом вычеркивал из списка претендентов на его богатство. Миллиардер был человеком скрупулезным, и поэтому его желания были выражены в тексте завещания исключительно точно.

Гетти никогда не ценил покорности и преданности. Поэтому служившие ему верой и правдой довольствовались лишь крохами со стола американского супербогача. Леон Турру, верный хозяину шеф службы безопасности, и Том Смит, искусный массажист, облегчавший страдания Гетти в последние годы, были уверены в том, что старик в своем завещании их обязательно упомянет. Но жестоко ошиблись — о них в нем не было сказано ни слова. Садовники, работавшие в Саттон-Плейс, получили зарплату за три месяца, смиренный дворецкий Буллимор — за полгода, а верная секретарша Барбара Уоллес, нянчившаяся с Полом Гетти и сносившая все его выходки почти двадцать лет, — чек на 5 тысяч долларов.

Вспоминая о своем хозяине, Барбара была более щедрой в выражении своих чувств, чем ее босс.

— Каким бы он ни был, — заявила она журналистам, — я его все равно любила, и сколько он мне оставил, не имеет значения. Я навсегда сохраню в своей памяти встречи с этим самым удивительным человеком из всех, кого я знала.

Другим досталось еще меньше. Гетти в своем завещании совершенно однозначно выразил свое отношение и к женщинам, которые окружали его при жизни. Своего юрисконсульта — целомудренную Робину Лунд миллиардер вознаградил ежемесячным пособием в 200 долларов, возможно, только для того, чтобы подчеркнуть, во сколько он оценивает целомудрие женщин. Однако и далеко нецеломудренной никарагуанской красотке миссис Розабелле Берч досталось немногим больше, хотя причины столь низкой оценки ее услуг были несомненно иными.

Наиболее щедрым Гетти был по отношению к своей давней приятельнице — Пенелопе Китсон. Она получила акции компании «Гетти Ойл» на сумму 850 тысяч долларов.

В начале восьмидесятых цена на эти акции возросла вдвое, и Пенелопа Китсон стала первой в мире женщиной, заработавшей миллион долларов за чтение детских повестей Хенти.

Скудость посмертных даров полностью отражала скупость миллиардера и, похоже, была предназначена служить фоном, на котором остальная часть завещания выглядела бы невероятно щедрой. В ней Пол Гетти сделал совершенно нетипичный для его характера широкий жест — распорядился поместить почти весь личный капитал в столь дорогой его сердцу архитектурный шедевр в Малибу.

Старику всегда нравилось шокировать публику и родных неожиданными сюрпризами. О последнем, пожалуй, знал лишь его адвокат Лансинг Хейс, и заключался он в том, что Гетти решил отворить шлюзы хранилища своего огромного капитала и направить бурный поток денежных средств к совершенно неожиданному объекту — музею, созданному по его указанию на его роскошной вилле на побережье Тихого океана и побывать в котором Гетти так и не осмелился.

Для музея такие огромные средства были более чем достаточны, поскольку личный капитал Гетти в банках составлял около миллиарда долларов (ныне из-за инфляции эта сумма соответствует по меньшей мере двум миллиардам). Благодаря такой щедрости музей в Малибу, по архитектуре очень напоминавший древнеримский дворец Папири в Геркулануме, мгновенно превращался в самый богатый из музеев, когда-либо существовавших в мире.

Личный секретарь Пола Гетти Норрис Брамлетт прокомментировал эту затею своего босса так: «Это попытка обрести бессмертие и увековечить имя Гетти в истории человеческой цивилизации».

К тому же Гетти прекрасно понимал, что такое помещение капитала очень выгодно, поскольку последний в этом случае практически не облагается налогами. И если распорядители этого капитала, оформленного в виде благотворительного фонда, не будут тратить более 4 процентов от всей дарованной им суммы, то будут освобождены от уплаты налогов. Так гласит один из пунктов закона о налогах, принятого в США.