— Вместо СИЗО вы отправитесь в Душанбе. — Антонов слегка улыбнулся, хотя глаза его оставались холодными. — Прямо отсюда, никуда не заезжая, двигайте во Внуково! — Виктор Михайлович посмотрел на часы и сообщил: — Вылет борта UT 801 в двадцать три десять!

— Понятно, — пряча паспорт в карман, сказал южанин. — Я могу позвонить, чтобы меня встретил в Душанбе нужный человек?

В кабинете, словно материализовавшись из воздуха, появился охранник.

— Верните господину Рахимбаеву его сотовый!

Охранник положил на стол гаджет, после чего вновь испарился.

— Деньги имеете, Солтанбек?

— На эту поездку найдутся, — осторожно сказал тот.

— И на обратный билет тоже?

— Когда мне возвращаться?

— В вашем распоряжении менее двух суток! — жестко сказал Антонов. — В четыре утра прилет! Во вторник, в двадцать два — обратный рейс! В Домодедово вы будете около двух ночи по московскому времени в среду! Как только прилетите, вас подберет мой человек и привезет в то место, где буду находиться я.

Мужчины поднялись.

— Запомните, Солтанбек, что я вам скажу! Действуйте по своим родственным и иным каналам быстро, но осторожно! О нашем разговоре никто не должен знать. — Он проводил южанина до дверей и добавил напоследок: — Если вы узнаете то, что интересно мне и моим партнерам, то вам спишут долг, а дело против вас и ваших близких закроют!

— Виктор-джан, вашими устами сейчас говорит сам Всевышний! Сделаю! Все выполню!

— Если же вы попытаетесь обмануть нас, то ваши сыновья и племянники сгниют на зоне. Активы, пока еще принадлежащие вам, перейдут к другим людям, куда более умным и сговорчивым.

Иван лежал на боку, повернувшись лицом к стене. Камера, как и прежде, была залита синевато-зеленым светом. Его здесь не выключали даже ночью.

С момента первого допроса и его водворения в эту кутузку прошло двое с половиной суток, примерно шестьдесят часов. По его прикидкам выходило, что сейчас понедельник, где-то между часом и тремя пополудни.

Из противоположного угла периодически доносились какие-то звуки. У Саида наконец-то сел голос. Теперь он уже не вопил на манер муэдзина, не декламировал тексты на всю камеру и даже не каркал вороной, а бубнил что-то себе под нос.

После того как Козаку неожиданно предложили поговорить по телефону с неким господином, прилетевшим в Доху одним с ним авиарейсом, он некоторое время находился в состоянии нервного возбуждения. Иван надеялся, что его нынешнее начальство узнает, что сотрудника компании задержали по непонятной причине в Дохе и засадили в тюремный бокс, да еще и на территории одной из военных баз, и немедленно вмешается.

Иван уже не был новичком в «Армгрупп», входящей в тройку крупнейших на планете частных военных компаний и представляющей из себя совместное американо-британское предприятие. Поэтому он неплохо представлял себе истинные возможности владельцев этой структуры, в которой работали почти четверть миллиона только официально оформленных сотрудников. Они несли службу в филиалах, офисах и подразделениях, исчисляемых сотнями и расположенных в семидесяти с лишним странах мира.

Но вот пошли уже третьи сутки, как он сидел в этой камере, в компании с арабом, сошедшим с ума. Ему по-прежнему не предъявлено никакое обвинение. Не имелось ни малейших видимых признаков того, что его нынешние работодатели хоть как-то вмешались в эту ситуацию. Самым печальным, тревожившим его сильнее всего, было то обстоятельство, что Иван так и не получил никаких известий о том, что случилось с Анной.

Козаку стоило немалых усилий все это терпеть. Он старался не запаниковать, не упасть духом, вопреки всему сохранять холодную голову даже в нынешних условиях.

Температура в помещении существенно повысилась. Сейчас здесь было где-то под сорок, никак не меньше. Вентиляцию, похоже, совсем отключили. Воздух в камере стал спертым, недвижимым, тяжелым, как свинец.

Козак весь покрылся липкой испариной. Даже роба на нем взмокла, хотя откуда, казалось бы, взяться жидкости в его почти обезвоженном организме.

Он взял бачок, стоявший у изголовья, встряхнул его и убедился в том, что воды в нем осталось не более литра. Иван сделал аккуратный экономный глоток, нащупал коричневатый пакет с армейским сухим пайком, поднес его к глазам и прочел надпись. Это было меню номер пять. Куриная грудка-гриль.

В животе заурчало. Однако Иван переселил вспыхнувшее было почти животное желание надорвать упаковку и съесть хоть что-нибудь. Он положил пакет на место.

Однажды его за какую-то провинность определили на закрытый объект в Афганистане. У него там не было даже имени и фамилии, лишь псевдоним Ромео. Тогда Иван и еще несколько охранников, таких же, в сущности, узников этого странного места, как и он сам, питались почти исключительно штатовским армейским сухпаем.

Прежде, до появления Ивана в закрытом, тщательно охраняемом секторе некоей военной базы, куда допускались лишь сотрудники по спецпропускам, в тамошнем штате имелся повар. Но он то ли сошел с ума, как нынешний сосед Козака, то ли искал хоть какой-то способ вырваться из этого замкнутого мирка. Короче, как поведал один сослуживец новичку, этот тип попытался зарезать кухонным ножом кого-то из коллег.