Все это знал и пророк Давид. Эту невидимую брань он ясно видел внутренними очами, знал, что враги радуются нашему падению, и потому говорит Богу: «Просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него. Стужающии ми возрадуются, аще подвижуся» (Пс 12. 4–5). И еще: 2Да не возрадуются о мне враждующие ми неправедно… Да не рекут в сердцах своих: благоже, благоже души нашей, ниже да рекут: пожрохом его» (Пс.34.14.25). Но стыд, который охватывает их после поражения, пророк воспел, молясь против них Богу: «Да постыдятся и посрамятся вкупе радующиеся злом моим» (Пс 34. 26). А Иеремия сказал: «Пусть постыдятся гонители мои, а я не буду постыжен; наведи на них день бедствия и сокруши их сугубым сокрушением» (Иер.17. 18). И в самом деле, когда мы побеждаем бесов, их постигает сугубое сокрушение: во — первых, оттого, что люди достигают святости, а они имели ее и потеряли; и, во — вторых, оттого, что они, будучи духами, терпят поражение от плотских и бренных существ».

Некоторые говорят, что, если бы не было некоей чуждой силы, увлекающей нас во зло, не было бы и зла в бытии. Но эта сила — не что иное, как невнимание к естественным стремлениям ума. Потому что те, кто со вниманием относятся к этому, всегда поступают хорошо и никогда — плохо. И если ты хочешь быть таким же, прогони невнимание — и вместе с ним изгонишь и зло. Ведь зло — это ошибка в различении внутренних смыслов, откуда следует и неверное употребление вещей. В природе нашего разумного начала — подчиняться божественному Логосу и властвовать над неразумным в нас. Так что пусть сохраняется этот порядок во всем — и тогда зла не станет в бытии и ничто не будет увлекать к нему.

1. Рассказывают, что однажды авва Исайя взял короб, пошел на ток и говорит хозяину:

— Дай мне хлеба.

— А ты жал хлеб, авва? — спросил тот его.

— Нет, — говорит старец.

— Как же ты это? Хлеб не жал, а забрать его хочешь, — говорит ему хозяин.

— А что, тому, кто не жал, платы не дают? — спросил старец.

— Нет, — ответил хозяин тока, и старец пошел восвояси.

Ученики же, когда увидели, что он сделал, бросились ему в ноги и просили объяснить им, для чего он так сделал. И старец ответил им:

— Я сделал это в знак того, что, если кто не будет трудиться, не получит платы от Бога.

2. Один старец жил в пустыне в двенадцати милях от воды. И в один день, идя за водой, он пришел в уныние и сказал:

— Что толку в этих мучениях? Пойду и буду жить рядом с водой.

Только он это сказал, как слышит — кто — то идет за ним. Он повернулся и видит: некто идет за ним и считает его шаги.

— Ты кто? — спросил его старец.

— Я ангел Господень, — ответил тот. — Меня послали сосчитать твои шаги и дать тебе награду.

Услышав это, старец ободрился и воспрял духом. Более того, он перенес келию на пять миль глубже в пустыню, так что до воды стало семнадцать миль.

3. Говорят, что пещера аввы Херемона Скитского была в сорока милях от церкви, а от воды и от болота, где собирали ветви для корзин, — в двенадцати милях. И старец не унывал, хотя постоянно добывать материал для рукоделия, воду, а по воскресеньям ходить в церковь стоило ему таких трудов…

Двенадцатый год минул уже, как святой Иоанникий стал подвизаться в пустыне, и было ему тогда откровение свыше: оставить место, где он жил, поселиться в обители под названием Эристийская и принять монашеский постриг. Ибо тот образ жизни, который он вел, сколь труден и высок он ни был, служил лишь преддверием к его великим монашеским подвигам.

Таким образом, летом он приходит в указанную ему обитель и поверяет свое видение Стефану, который был игуменом над местными монахами. А тот, нимало не медля, читает над ним молитвы по установленному чину и облачает его в монашеские одеяния. Когда же святой, живший и до монашества монашеской жизнью, облекся в монашеский образ, он от одних подвигов перешел к другим, еще большим, и стал жить еще более строго.

Молва делала великого Алипия известным повсюду, и многие люди, не только мужчины, но и женщины, обращались к покаянию. А поскольку число их было уже немалым, он заложил два здания на расстоянии друг от друга, в которых поселил тех и других по отдельности. При этом он дал подвижницам правило, вернее даже заповедь: никогда не показываться на глаза лицам мужского пола и никогда не смотреть на них. И они так строго блюли эту заповедь, что, хотя святой не один раз позволял им видиться со своими родителями, будь то по причине смерти или по иным обстоятельствам, — они всегда отказывались. Этим они желали показать, что заповедь духовного отца важнее нужд естества.

Случилось так, что и мать преподобного жила вместе с ними. Она соблюдала то же правило, что и все, но не хотела принять, как они, монашеский образ, хотя, как об этом уже говорилось, была женщиной удивительной добродетели. Напротив, на многочисленные просьбы своего сына она отвечала отказом, говоря, что между прислужницей и монахиней нет разницы. Но одно божественное сновидение переубедило ее — и она сама стала горячо просить об этом сына.

А приснилось ей, что она слышит, как поют стройным хором эти святые жены. Она возрадовалась духом и захотела было войти в дом, откуда был слышен этот чудный хор, чтобы присоединиться к нему и стать одной из поющих. Но тот, кто стоял у входа, не дал ей войти и сказал, что отроковицам Божиим не пристало общаться с ней, если она не приняла тот же образ, что и они. Тут ее охватило смятение и она проснулась.