— Нет, Аннета, напротив, разрешите мне поцеловать вас, — ответил граф, целомудренно заключив ее в объятия. — Идите, дитя мое, почитайте Бога, родителей и своего ближнего, оставайтесь честной девушкой, и благословение Неба всегда пребудет с вами…

Аннета сжала руки графа и зарыдала; слезы мешали ей выразить чувства, охватившие ее трепетную душу. Дорси, сам необычайно взволнованный, запечатлел на челе ее прощальный поцелуй, нежно отстранил девушку и удалился.

О современники мои, те, кто прочтет эти строки! Восчувствуйте, сколь сильна власть добродетели над душой чувствительной, и пусть пример сей, даже если вы не чувствуете себя в состоянии последовать ему, надолго вам запомнится: графу едва минуло тридцать два года… он находился в своих владениях… в глухом лесу… держал в объятиях очаровательную юную девушку, чья признательность отдавала ее в полное его распоряжение… Он пролил слезу о несчастьях сего многострадального создания и помышлял лишь о том, как бы помочь.

Граф возвратился в замок и стал готовиться к отъезду… Мрачное предчувствие… внутренний голос природы, коему человек обязан доверять… Одному из своих друзей, ожидавшему его, граф поведал свое приключение и признался, что никак не может избавиться от непонятного чувства, которое, казалось, уговаривало его вовсе не вмешиваться в это дело… Но наслаждение, испытываемое Дорси при совершении очередного благодеяния, не могло сравниться ни с какими иными удовольствиями, и он уехал.

Прибыв в Руан, граф посетил всех судей и заявил им, что в случае необходимости он выступит поручителем несчастного Кристофа, ибо уверен в его невиновности, настолько уверен, что готов поручиться собственной жизнью, лишь бы спасти этого несправедливо обвиненного человека. Он попросил разрешения увидеться с обвиняемым, расспросил его и был совершенно удовлетворен его ответами. Окончательно убедившись в том, что крестьянин был не способен на преступление, в котором его обвиняли, он заявил судьям, что открыто выступит в его защиту, а если, к несчастью, подзащитного его приговорят к смерти, то он подаст апелляцию в Верховный Суд, а также издаст памфлет и разошлет его по всей Франции, дабы устыдить неправедных судей, вынесших приговор человеку заведомо невиновному.

В Руане графа де Дорси знали и любили, его происхождение, его титул — все это помогло судьям раскрыть глаза. Стало ясно, что обвинение Кристофу было вынесено без достаточных на то оснований; следствие возобновилось, граф оплатил все дополнительные расходы по расследованию и розыскам; постепенно не осталось ни одной улики, которая была бы подтверждена доказательствами. Тогда граф де Дорси отправил брата Аннеты к матери и сестре, посоветовав ему успокоить их и заверить, что скоро тот, о ком они пролили столько слез, будет на свободе.

Все шло самым наилучшим образом, когда граф получил короткую анонимную записку следующего содержания:

«Скорее прекратите дело, за которое взялись, откажитесь от поисков убийцы человека в лесу; вы, роете яму, дабы самому провалиться в нее… Дорого же обойдутся вам ваши добродетели! Мне жаль вас, жестокосердный человек… Впрочем, может быть, уже поздно. Прощайте».

Жуткая дрожь пробежала по телу графа во время чтения сей записки, он едва не потерял сознание. Сопоставив содержание этого рокового письма с возникшим у него ранее предчувствием, он поистине уверился, что ему грозит нечто ужасное… Праведное Небо! Как были правы те, кто предупреждал его… Однако время ушло, он зашел слишком далеко, его благородный поступок прекрасно удался.

На пятнадцатый день пребывания графа в Руане, в восемь часов утра, знакомый судейский советник, испросив разрешения сообщить ему нечто важное, быстро приступил к делу:

— Уезжайте, мой дорогой граф, уезжайте немедленно, — взволнованно говорил он графу, — ибо вы стали несчастнейшим из людей. Пусть же злосчастное приключение ваше изгладится из памяти людской! Являя неоспоримые доказательства того, сколь опасна добродетель, оно побудит людей свернуть с ее стези. Ах! Если бы можно было поверить в несправедливость Провидения, то это случилось бы именно сегодня!

— Вы пугаете меня, сударь! Ради всего святого, объясните мне, что произошло?

— Ваш подопечный невиновен, двери тюрьмы распахнутся перед ним; благодаря же вашим поискам нашли виновного… Сейчас, когда я говорю с вами, он уже в тюрьме. Но не расспрашивайте меня более.

— Говорите, сударь, говорите! Вонзите кинжал в грудь мою… Кто же он, истинный преступник?

— Ваш брат.

— Мой брат, о Великий Боже!

И Дорси упал без чувств; более двух часов его не могли вернуть к жизни. Наконец он пришел в сознание. Друг, неотлучно при нем находившийся, был не из числа судей, и посему, когда граф открыл глаза, тот мог, не нарушая должностных своих обязательств, сообщить ему продолжение сей истории.

Убитый человек был соперником маркиза де Дорси; они вдвоем возвращались из Эгля; от неосторожного слова в пути возникла ссора. Соперник маркиза отказался драться, и разгневанный маркиз, убедившись, что тот не только мошенник, но еще и трус, в ярости сбросил его с лошади, а конь его наступил ему копытом на живот. Все кончено! Маркиз же, увидев своего противника бездыханным, совершенно потерял голову и, вместо того чтобы спасаться бегством, он довольствовался тем, что убил лошадь этого дворянина, спрятал ее труп в пруд, а затем как ни в чем не бывало возвратился в городок, где проживает его возлюбленная, хотя перед отъездом он предупредил всех, что будет отсутствовать целый месяц.

При встрече все расспрашивали его о сопернике; он отвечал, что они ехали вместе не более часа, затем каждый поехал своей дорогой. Когда в городке узнали о гибели его соперника и о дровосеке, обвиненном в этом убийстве, маркиз без смущения выслушал эту историю и сам, как и все прочие, пересказывал ужасное происшествие. Но благодаря тайным воздействиям графа было произведено более тщательное расследование, после которого все подозрения пали на маркиза. Он же даже не пытался оправдываться; вспыльчивый, но совершенно не созданный для преступления, маркиз во всем признался офицеру, посланному прево, дабы задать ему некоторые вопросы, и дал себя арестовать, заявив при этом, что полностью отдает себя в распоряжение властей. Не подозревая о том, какое участие принимал в этом деле его брат, и считая, что тот спокойно проводит дни свои в замке, куда он уже давно собирался отправиться повидать его, маркиз умолял ради всего святого по возможности скрыть злоключения его от обожаемого брата, кого ужасная эта история свела бы в могилу! Что же касается денег, взятых у покойника, то тот был, несомненно, обокраден каким-нибудь браконьером, который, разумеется, предпочел умолчать об этом. Наконец маркиза привезли в Руан, и когда граф обо всем узнал, он уже находился в городской тюрьме.