Шрифт:
Вот одно из таких воззваний:
Мы, воины революционно-крестьянских партизанских отрядов, обращаемся к вам, к своим собратьям, рабочим и крестьянам американского народа. Сейчас здесь, по долине реки Сучана, около района рудника, который вы охраняете, происходит борьба; восстали крестьяне и часть рабочих с оружием в руках против векового своего врага, против угнетателей в лице колчаковских, смирновских и других так называемых правительственных отрядов, несущих с собой все гнилое старое, что было сброшено в великую революцию, которую и ваш народ приветствовал. С напряженным вниманием следите вы, иностранцы, за всем происходящим вокруг вас, но с недостаточным вниманием: вы видите движущееся тело, но не движущуюся душу. Вы удивляетесь, как одна нация, разделившись на два лагеря, борется друг с другом; вам странно, как русские пошли против своих же русских, упуская из виду, что для нас наций не существует: мы соединяемся с угнетенными всего мира против угнетателей всех стран, для нас важен класс, а не нация. Вы затрудняетесь разобраться в наших бесчисленных партиях, да это и не нужно. Имейте в виду только два лагеря, никогда не примиримых и не соединимых: один лагерь, — на стороне которого так называемая буржуазия, т. е. богатые классы, живущие трудом рабочих и крестьян, старое офицерство, которому при новом строе нечего будет делать, чиновничество и часть интеллигенции со старыми понятиями, воспитывавшаяся в старой школе, — боится всего нового, всего сметающего, каким является наше движение. Другой лагерь — рабочие, крестьяне и другая часть интеллигенции, перешедшая туда. Они, как составляющие большую часть населения всего мира, без которой остановилась бы машина и фабрика, перестали бы крутиться ремни на заводах, тучная земля осталась бы не возделанной, а люди, считающие себя хозяевами, ходили бы спотыкаясь в темноте, нагие, пожирая камни вместо хлеба, — эта сила считает себя в праве взять всю власть и строить свою жизнь, как она хочет, а не как приказывает ей толпа паразитов. Этого хочет не кучка большевиков, не взбунтовавшиеся рабы, как нас называют, — этого хочет весь трудовой народ, вся великая армия рабочих и крестьян всего мира. Ваше правительство это знает, и еще знает оно, что и вы, солдаты, можете понять это стремление, и это самое страшное для него, ибо некого будет тогда посылать для подавления революционных движений и не на что им тогда будет опираться. И вот оно вырывает вас из дому, из вашей родной Америки, и бросает к нам тушить пожар, говоря, что «в России завелась ужасная болезнь, называется она большевизмом, и эту болезнь нужно лечить пулей и штыком, а то весь русский народ, который мы любим, пропадет, и вы сами берегитесь, потому что она заразительна, и кто заразится ею, тот делается словно зверь: всех режет и стреляет». Но неправда, лгут вам все, это говорящие: мы не хотим крови, мы не хотим смерти, и если сейчас, взявши винтовки в руки, мы пошли на них, то потому, что в нас стреляют и порют шомполами. Спросите вашу следственную комиссию, что делалось с девятью крестьянами-стариками в деревне Гордеевке, как их, подвешивая, обливали кипятком, истязали и наконец расстреляли; спросите крестьян Новой Москвы, как эти отряды, едущие восстановить порядок, обливали керосином припасы; и много других примеров могли бы мы привести. Народ долго терпел, но настал и терпению конец, и теперь восставший на защиту своих сел, семей и хозяйств он не оставит оружия, пока снова не возвратится к нему его власть. Мы начали гореть, но горим не одни: посмотрите, что делается в Германии, бросьте взгляд на Англию. Италию, оглянитесь к себе в Америку, — разве вы не слышите возгласы из ваших рабочих союзов? И, сколько бы союзные правительства ни старались заглушить бряцанием оружия эти возгласы, они услышатся вами. Солдаты Америки! Вас бросили сюда тушить пожар, но берегитесь: не вы нас потушите, а мы вас зажжем, и тогда вы поймете нас, поймете, что не разбойничать мы поднялись, а за свое правое дело, за свое существование. Вы мешаете нам своим присутствием здесь на Дальнем Востоке, вы тормозите наше движение, но мы не обвиняем вас, солдат, — это дело тех, кто вами руководит. На вас, солдат, у нас не подымется рука, если вы сами первые не сделаете выстрела. Мы считаем вас своими братьями и верим, что настанет время, когда в ногу рабочие, солдаты и крестьяне всего мира пойдут на своего общего врага.
Штаб Революционно-партизанского отряда.Теперь скажем о нашей партизанской газете. По сформировании Ольгинского ревштаба, первой его заботой было создание газеты, через которую можно было бы регулярно информировать отряды и окружающее население как о ходе событий непосредственно в Приморьи, так и вообще о положении дел в Советской России, на красном фронте и т. д. Фроловский совет отдает нам пишущую машинку и импровизированный шапирограф. Первый номер газеты появляется в свет после больших препятствий: то не было лент, то копировальной бумаги, — все надо было добыть, а это было трудно, когда из нашей полосы, как зачумленной, почти никто не пропускался в город и другие места. Газетному делу всецело отдалась наша партизанка Кл. Ив. Жук-Макарова, член первого Забайкальского областного исполкома советов периода 1918 года. Она появилась в Приморьи нелегально, скрываясь от атамановских следопытов.
Бывало, день и ночь стучит машинка, а стопка газеты растет медленно. Если бы иметь хоть ротатор или еще одну машинку, куда успешнее пошло бы дело, но все это пока оставалось мечтой. Надо удивляться упорству и усидчивости Кл. Ив. Вот она роется в белогвардейских газетах, полученных из Владивостока: тут «Эхо», «Дальневосточное обозрение», «Голос Приморья», «Дальний Восток»; попадаются иногда и харбинские газеты. Перечитывает их Кл. Ив., делает пометки, вырезки для нашей газеты, строчит к ним комментарии и т. д. Наконец перед нами красуется 50, а иногда и более номеров «Революционного партизана» — так называлось это первое, горячо любимое детище. За рассылкой дело не стало. И летит наша газета к бойцам в разные отряды. Жадно впиваются глаза чтеца-партизана в каждое слово. Вокруг него сгрудился десяток-полтора других партизан. С полуоткрытым ртом и напряженным вниманием ловят каждое слово. Вдруг взрыв смеха и целый поток реплик и острот со всех сторон. В чем дело? Оказывается, читают о том, как какое-нибудь «Дальневосточное обозрение» сообщает «о поражении, нанесенном сучанским партизанам», «о расстрелянных пленных», «о бандитах, сдавшихся на милость победителей». Смех… Перечитывается снова, и снова веселье. Любили партизаны читать и слушать такие сообщения, «достоверно» передаваемые белогвардейской печатью. А вот — иная аудитория. Сельская сходка. Хата полна. Накурено. Гуторят крестьяне о разных делах. Председатель объявляет собранию, что будет зачитана газета Ревштаба. Галдеж смолкает. Речитативом читается передовая; скучновато, не всеми ясно понимается. Но вот перешли к хронике и к отделу «Из газет». Тут повторяется та же картина, что и в отряде. Реплики, замечания. Каждый выражает свои мысли по-своему.
«Революционный партизан» быстро привился среди читателей. Здесь каждый находил свое родное, понятное и близкое. Идейно-политическое направление газеты было насыщено лозунгами, призывающими к борьбе за власть советов, за власть рабочих и крестьян. Эти лозунги красовались в заголовке каждого номера газеты. Боевизм и порыв к решительной борьбе были заложены в газете. В сохранившемся у нас третьем номере «Революционного партизана» в виде эпиграфа помещено следующее призывное четверостишье:
Мы не уступим, мы не устанем, Мы дружно станем, как грозный вал, И на призывы мятежных братьев Мы всех поднимем, кто духом пал.Круг корреспондентов-сотрудников газеты был сначала очень незначителен, но постепенно он нарастал. Партизаны начали присылать свои корявые статейки; появились робкие, неуклюжие стихи, сочиненные ими же и отражавшие дух времени. Деревня вообще горазда до поэзии, и во все времена она умела отразить в своих частушках особенности каждого момента своей жизни. Партизан стал теперь весьма популярной фигурой деревни, и о нем шла речь, что называется, в песнях и сказках. Вот начало одной из многочисленных частушек:
На Сучане есть дорога — Маленьки вагончики [8] . Партизаны — парни славны, Прямо симпомпончики.Весь присылаемый партизанами материал пересматривался, подправлялся и, если можно было, шел в печать. Заголовок первых номеров писался от руки, но потом наш резчик Ганя Лисовой, пролив семь потов, преподнес редакции подарок — деревянное клише с названием газеты.
Организация Ревштаба и дальнейшие успехи партизан были сигналом для рабочих города. Если до этого приток городских сил в партотряды был крайне скромен в силу того, что города довольно скептически смотрели на крестьянские восстания и плохо верили в успех дела, то теперь Ревштаб стал показателем широкого движения, глубоко охватившего крестьянство. С другой стороны, усиливающиеся репрессии в городах, облавы на молодежь с целью поставить ее под ружье, аресты, расправы, вообще весь удушливый смрад колчаковской реакции заставляли рабочих искать выход из несносных условий жизни. В марте-апреле к нам рекой потянулись матросы и рабочие не только из Владивостока, но и из других рабочих центров, каменноугольных копей и железной дороги. Партизанство стало единственной возможностью для открытой вооруженной борьбы с противником. Актуальное значение этому вопросу придавала и передовая учащаяся молодежь города, так или иначе связавшая себя с революцией. С рабочими и матросами из Владивостока к нам пришли через сопки, по малодоступным тропам, новые молодые силы. Здесь были: Игорь Сибирцев, Андрей Попов, Саша Булыга (Фадеев), Нерезов, Седойкин, Зюк-Дольников, Шафир, Проноза-Судаков и ряд других товарищей. До этого вместе с Иваном Харитоновым прибыла Тамара Головнина, причем они приехали из города под видом кооперативных инструкторов. Теперь уже музыка пошла не та. Эти молодые силы с кипучей энергией и энтузиазмом накинулись на агитационно-пропагандистскую работу. Газета расширилась в размере (ее теперь назвали «Вестник партизана»), стала живей, содержательней. Появился даже особый литературно-художественный отдел, где печатались стихи и рассказы, преимущественно произведения этой молодежи, причем выделялись своей красочностью и художественностью стихи поэта-самородка долины Сучана — Кости Рослого. Кстати, его фамилия совершенно не гармонировала с его внешностью. Этот лядащий, сутулый, скобкообразный, белобрысый Костя с ранних лет писал стихи; у него есть масса народных сказок, легенд и былин, написанных в легкой и изящной форме. Не преувеличивая, можно сказать, что его дарованию могли бы позавидовать многие и многие из современных столичных писателей. Написанная им «ода» о партизанстве нами не раз с затаенным дыханием была прослушана в его же неподражаемой декламации. Этот любимец бойцов, этот весельчак и теперь крестьянствует на полях родного Сучана [9] . Писал в нашей газете и Николай Хренов, молодой учитель, направлявший тогда стези свои по футуристической дорожке. Партизанам нравились его «заковырки и вычуры», как они говорили.
8
На Сучанских каменноугольных копях функционирует узкоколейная железная дорога с маленькими паровозами и вагонами.
9
С большой скорбью мы узнали о гибели любимого Кости Рослого, утонувшего в Охотском море во время шторма.
На еще более широкую ногу удалось поставить печатное дело после удачно сделанного налета на завод Пьянкова, в результате чего Ревштаб обогатился восемью хорошими пишущими машинами, лентами к ним, копировальной и писчей бумагой. Дело информации и пропаганды значительно шагнуло вперед. При всех недочетах вольных и невольных, какими страдал «Вестник партизана», он все же оказал нам огромнейшую услугу в деле разъяснения и закрепления лозунгов, под которыми шла борьба, помог очистить от излишней обывательской плесени сознание широких крестьянских масс, создавал нужное настроение; через него организовывались бойцы и все население, укреплялась революционная дисциплина; он освещал также, хотя и в небольшой степени, положение дел в РСФСР и пробуждение рабочих в других странах. Это был маленький светильник, проливающий свет в глухую пору нависших темных туч реакции, и без такого освещения борьба была бы обречена на большие неудачи.
Если раньше для развития движения нехватало, помимо прочего, живых пропагандистских сил, то с приходом владивостокской молодежи этот пробел был значительно заполнен. Ревштаб немедля разослал прибывших товарищей по всем весям Приморья, в такие отдаленные и глухие уголки, где революцией и не пахло, где жизнь не была еще затронута происходившими событиями и где крестьяне о них слыхали лишь краем уха. Перевалили агитаторы и в соседние уезды, с которыми у нас были чрезвычайно слабые связи и мы имели мало данных о положении дел у них. Движение крестьянства в Никольско-уссурийском и Иманском уездах в своем развитии значительно отстало от Ольгинского уезда: в этих районах оно стало заметным лишь весной. Вообще, чем дальше лежал район от железной дороги, каменноугольных копей и других экономических факторов, т. е. чем больше он был удален от пунктов, где концентрировались рабочие — носители революционных настроений, тем больше сказывались деревенский консерватизм и инертность крестьянства; кроме того, здесь контингент «стодесятинников» был больше, — вот причины более медленного нарастания движения и более позднего приобщения к вооруженному восстанию населения этих уездов Приморья. Не меньшую роль в этом торможении революционного движения играло, очевидно, и то обстоятельство, что там, где не было рабочих центров и было менее революционно настроенное крестьянство, там мало осело и революционных работников, укрывавшихся от всевидящего ока колчаковских контр-разведчиков после падения советов на Дальнем Востоке. В Иманском уезде организатором движения были учитель Думкин-Морозов (в партизанстве Морозов) и бывший эмигрант Гурко, а в Никольско-уссурийском районе мы знали только тт. Степаненко и Туманова; партизанскими гнездами последних были селения Ивановка и главным образом Анучино. В названные два района и были преимущественно направлены наши пропагандисты и работники вообще. Другая часть пошла по Ольгинскому уезду — с информационными целями по восставшим волостям, а также с целью поднять на борьбу не втянутые до сих пор села Петровской долины; оттуда, вскоре после удачно проведенной работы, явилась в распоряжение сучанского отряда вновь сформировавшаяся группа партизан в числе около 50 вооруженных бойцов во главе с посланными Ревштабом тт. Тамарой Головниной, Григорием Пронозой, Иваном Харитоновым и др. Ново-литовская волость довольно радушно приняла наших ребят. Старики, старухи, жены с полной готовностью провожали своих детей и мужей, набивали их заплечные сумки «жратвой» и давали для передачи другим партизанам полотенца, рубахи, портянки и прочие необходимые для бойца вещи. Важно отметить, что с этой группой в партизанские отряды влились два учителя: Самойленко (по-партизански Салов), погибший от белых, и Татаринов. Оба вскоре получили от Ревштаба назначение на командные должности и до конца были активными работниками. Первая группа, ушедшая в соседние уезды, влилась в действовавшие там отряды и фактически послужила звеном, связывающим разрозненные до того времени партизанские районы. Влияние Ольгинского ревштаба теперь выходило уже далеко за пределы уезда, распространяясь фактически на все движение в Приморской области.