Шрифт:
— Наташенька, а что ты больше всего любишь?
— Стеклянные конфеты…
«Стеклянными конфетами» Наташа называла леденцы…
Помню, как дружественно и весело выступил Марк на вечере, посвященном моему пятидесятилетию. Он составил целую антологию моих песен. Примерно это было так. Марк вышел на сцену и, обращаясь ко мне, сказал:
— Дорогой Никита, мы знакомы с тобой очень давно. Сейчас я напомню тебе, как началась наша дружба…
И тихонько напел:
В далекий край товарищ улетает, Родные ветры вслед за ним летят. Любимый город в синей дымке тает, Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…— А потом она продолжалась, наша дружба… И снова напел:
Спят курганы темныи, Солнцем опаленныи…— Это ты так научил меня петь, на «и», — смеясь, сказал Бернес.
И туманы белыи ходят чередой. Через рощи шумныи и поля зеленыи Вышел в степь донецкую парень молодой…(В шутку я сказал ему на записи, что именно так поют донецкие шахтеры, и он старательно выпевал на концах слов «и» вместо «е», нескоро узнав о подвохе.)
— Шли годы, и ты помнишь, Никита, многие пели?..
Присядь-ка рядом, что-то мне не спится, Письмо я другу нынче написал…— И это пели, помнишь?..
А я иду и вспоминаю, Мне снится улица ночная, И огонек в твоем окне Горит сегодня, как бывало…— А потом началась война, и я пел вместе со всей страной свою любимую песню:
Темная ночь, только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, Тускло звезды мерцают…— Но мы пели не только грустные песни, пели и веселые. Правда, часто от них было весело всем, кроме нас с тобой…
Шаланды, полные кефали, В Одессу Костя приводил…— А годы все шли, и как-то незаметно ушла молодость, пришла зрелость, а вместе с ней новые песни:
На кораблях ходил, бывало, в плаванья, В чужих морях бродил и штормовал…— И еще:
Как это все случилось, В какие вечера? Три года ты мне снилась, А встретилась вчера…— И эта:
Ну что ж сказать, мой старый друг, Мы в этом сами виноваты, Что много есть невест вокруг, А мы с тобою не женаты…— И наконец пришла и эта песня:
Голова стала белою, Что с ней я поделаю?..— Да, много лет мы с тобой, дорогой мой Никита, дружим, работаем… Много песен перепели… Так что же мы, старик, будем петь дальше?
Нет, никогда я не забуду этого вечера и этого выступления Марка.
Бернес был человеком, от рождения наделенным юмором. Юмором острым и добрым. А как он хохотал! У него смеялись не только губы, не только глаза — смеялось все лицо, каждая морщинка.
В молодости мы с ним даже изобрели некий язык шифра — стоило одному из нас сказать что-то совершенно непонятное для окружающих, как второй покатывался со смеху. Мы достигли такого совершенства в нашем «языке», что понимали друг друга уже по намекам, по взглядам.
Марк был легким человеком в общении, веселым. Он любил и ценил хорошую шутку. С легкостью подхватывал в разговоре шуточный, ироничный тон. Иногда ночью раздавался телефонный звонок. Марк, не здороваясь, деловито рассказывал свежий анекдот и вешал трубку. Он просто не мог не поделиться новой удачной шуткой.
У него было много друзей. Он дружил с поэтами Ваншенкиным и Евтушенко, с композитором Колмановским, но, пожалуй, самым лучшим его другом, любимым, был Николай Федорович Погодин. У них было много общего, у артиста и драматурга. Они хорошо подходили друг другу. Бернес писал в статье, посвященной памяти Николая Федоровича:
«Погодин был очень разносторонним человеком, разнообразными были его увлечения. Очень любил Погодин Музыку, она занимала в его жизни много места. Имея хороший магнитофон, он увлекался записями и был владельцем просто уникальной коллекции пленок… В разные периоды жизни он увлекался разной музыкой. Был период классики — Рахманинов, Бородин, Бетховен, Шопен. Он слушал записи разных оркестров, сравнивал трактовки разных дирижеров… Я любил слушать с ним музыку. Он это ценил, — он любил людей, умеющих слушать…
Одно время он просто сходил с ума от Шаляпина. Он очень ценил в Шаляпине не только великого певца, но огромного драматического актера. О „драматизме“ Шаляпина он мог говорить часами. В этом вопросе наши точки зрения сходились, а для Погодина не было большей радости, чем разделенное с другом мнение. Он радовался совпадению мнений, вкусов, как ребенок…» {36}
Для чего я привел такую большую цитату? Потому что в этом — весь Бернес. Из его слов видно, как глубока и интересна была дружба артиста и драматурга.