Шрифт:
— Кроме того, — пробормотала она, расстегивая его ремень, — я сама поговорю с Элардом. Он мне еще никогда ни в чем не отказывал.
— Вы заметили ее реакцию, когда упомянули это число? — спросила Пия, когда они с Оливером ехали из Мюленхофа в Хофхайм, в комиссариат. Все время она размышляла о том, чтоименно увидела на какое-то мгновение в лице Веры Кальнензее. Страх? Ненависть? Испуг? — И как она разговаривала со своим сыном. Так… властно.
— Я ничего такого не заметил. — Боденштайн покачал головой. — И даже если она отреагировала как-то странно, то это ведь можно понять. Мы сообщили ей, что был убит старый друг их семьи. Кстати, откуда вы знаете сына фрау Кальтензее?
Пия объяснила ему.
— Известие о смерти Шнайдера, казалось, оставило его совершенно безразличным, — добавила она. — Не похоже, чтобы он был этим особенно шокирован.
— И какой вы хотите сделать из этого вывод?
— Никакой. — Пия пожала плечами. — Максимум, он не любил ни Шнайдера, ни Гольдберга. У него не нашлось ни единого слова утешения для собственной матери.
— Может быть, он считал, что она имеет в душе достаточно сострадания. — Боденштайн поднял брови и издевательски ухмыльнулся. — Я уж начал опасаться, что вы тоже разрыдаетесь.
— Да, черт побери. Это было непрофессионально, я знаю, — призналась Пия сокрушенно. Она злилась на то, что дала старой даме себя до такой степени окрутить. Как правило, Кирххоф соблюдала достаточную дистанцию и могла без сочувствия видеть чужие слезы. — Рыдающие седовласые старушки — это моя «ахиллесова пята».
— Понятно, — Боденштайн весело посмотрел на нее боковым зрением. — До сего времени я думал, что вашей «ахиллесовой пятой» являются психически неустойчивые молодые люди из хорошей семьи, которые подозреваются в убийстве.
Пия поняла намек на Лукаса ван ден Берга, но у нее была по меньшей мере столь же хорошая память, как у Боденштайна.
— Есть такая поговорка, шеф: «Других не суди, на себя погляди», — возразила она, насмешливо улыбаясь. — Если уж мы заговорили о слабостях, я вспоминаю одну женщину-ветеринара и ее симпатичную дочь, которая…
— Хорошо, хорошо, — поспешно прервал ее Оливер. — Вы действительно совершенно не понимаете шуток.
— Так же, как и вы.
Зажужжал автомобильный телефон. Это был Остерманн, который сообщил им, что получено разрешение на вскрытие трупа Шнайдера. Кроме того, у него были интересные новости из технико-криминалистической лаборатории в Висбадене. На самом деле коллеги из Федерального управления уголовной полиции, спеша замять дело, забыли про следы, которые были отправлены на исследование в лабораторию.
— Мобильный телефон, найденный в цветнике рядом с входной дверью дома Гольдберга, принадлежит Роберту Ватковяку, — сказал Остерманн. — Он зафиксирован службой уголовной регистрации, вместе с отпечатками пальцев и всем прочим. Старый знакомый, который, кажется, настолько амбициозен, что поставил себе целью нарушить каждый из параграфов Уголовного кодекса. Убийство в его списке пока еще не значится. Все остальное уже было: кражи в магазине, телесные повреждения, разбойное нападение, повторные нарушения закона о наркотических средствах, езда без прав, многократное изъятие водительских прав за езду за рулем в нетрезвом состоянии, попытки изнасилования и так далее.
— Тогда доставьте его в комиссариат, — сказал Боденштайн.
— Это не так просто. У него нет постоянного местожительства с тех пор, как он полгода тому назад был выпущен из тюрьмы.
— А какой его последний адрес?
— Это очень интересно, — сказал Остерманн. — Он все еще зарегистрирован в Мюленхофе, в поместье семьи Кальтензее.
— Каким образом? — Пия была поражена.
— Может быть, потому, что он является внебрачным сыном старшего Кальтензее, — ответил Остерманн.
Пия быстро посмотрела на Боденштайна. Может это быть случайностью, что опять всплыло имя Кальтензее?
Зазвонил ее мобильник. Номер, который высветился на дисплее, был ей незнаком, но она ответила на звонок.
— Привет, Пия, это я, — услышала она голос своей подруги Мирьям. — Я не помешала?
— Нет, нисколько, — ответила Пия. — Что случилось?
— Ты уже знала в субботу вечером, что Гольдберга убили?
— Да, — сказала Пия. — Только не могла тебе ничего сказать.
— О боже! Кому только потребовалось убивать такого старого человека, как он?
— Хороший вопрос, на который у нас тоже нет ответа, — ответила Пия. — К сожалению, расследование по этому делу было передано в другую инстанцию. На следующий день появился сын Гольдберга, с подкреплением из американского консульства и МВД, и забрал труп своего отца. Мы были этим несколько удивлены.
— Да, это может быть связано с тем, что вы не знаете наших традиций погребения, — сказала Мирьям после небольшой паузы. — Заль, сын Гольдберга, очень правоверный человек. По еврейским обычаям умерший должен быть по возможности похоронен в день смерти.