Шрифт:
— Чего же ты ходишь тогда? — спросил Шурендро.
— Чтобы видеть ее. Я не могу передать тебе, какая радость для меня видеть ее, говорить с ней, петь ей песни...
— Слушай, я с тобой говорю серьезно, а не шучу. Если ты не откажешься от своих грязных намерений и будешь продолжать в том же духе, то этот наш разговор будет последним. Ты превратишь меня в своего врага.
— Ты — мой единственный друг. Я могу отказаться от половины того, что у меня есть, но от твоей дружбы отказаться не могу. И все-таки я готов пойти и на это, только бы не лишать себя надежды видеть Кундонондини.
— Пусть будет по-твоему, и считай эту нашу встречу последней, — печально сказал Шурендро и вышел.
Потеря единственного друга очень расстроила Дебендро, и некоторое время он пребывал в мрачном состоянии духа.
— Прочь! — наконец воскликнул он. — Кто в этом мире властен надо мной?! Я сам себе хозяин!
С этими словами он наполнил бокал бренди и залпом осушил его. И когда пришел полный душевный покой, он лег, закрыл глаза и начал петь:
Я садовница Хира. Моя золовка горбата. Живу я в беседке. Назвал когда-то Чондроболи [31] меня Равана. Цветок ты мой благоуханный! Как узнал Кичака [32] , избил он Кришну И освободил Драупади, гневом объятый.31
Чондроболи— имя легендарной пастушки, одной из многочисленных возлюбленных Кришны. По преданию, у Кришны было 1600 возлюбленных.
32
Кичака— персонаж «Махабхараты», полководец царя Вираты, убитый одним из братьев Пандавов за то, что домогался любви их общей жены Драупади.
Когда все персонажи исчезли, Дебендро остался один и, как одинокий плот на пустынной реке, закачался на волнах блаженства. Недруги, обернувшиеся китами и тюленями, канули в морскую пучину, оставив на поверхности лишь мягкий ветерок да лунный свет.
За окном послышался скрип, словно кто-то пытался поднять жалюзи и вдруг с шумом уронил их.
— Кому понадобилось поднимать жалюзи? — спросил Дебендро.
Не получив ответа, он подошел к окну и увидел убегавшую женщину. Быстрым движением он распахнул окно и, выпрыгнув в сад, бросился за ней вдогонку.
Женщина без труда могла бы скрыться от преследователя. Но она то ли нарочно медлила, то ли заблудилась в саду, трудно сказать. Дебендро быстро настиг ее, но темнота мешала ему разглядеть ее лицо.
— С какого дерева ты свалилась? — прохрипел он, шатаясь.
Затем потащил женщину в комнату. Там при свете лампы Дебендро долго рассматривал ее и тем же хриплым голосом вопрошал:
— Кто ты, о женщина! — Наконец, совершенно обескураженный, он пробормотал: — Ничего, ладно, дорогая! Ты приходи в день новолуния. Тогда будут лучи и пантха [33] , я угощу тебя... а сейчас выпей-ка.
33
Пантха— блюдо, приготовленное из хорошо вымоченного риса.
Пьяница усадил женщину и налил ей бренди. Женщина отстранила его руку с бокалом.
Тогда Дебендро снова поднес лампу к ее лицу, сделав еще одну попытку разгадать тайну незнакомки, и наконец запел: «Мне лицо твое знакомо. Где-то видел я тебя...»
— Меня зовут Хира, — сказала женщина, полагая, что ее тайна уже разгадана.
— Ура! Да здравствует Хира! — подпрыгнув, завопил пьяница. Затем он распростерся ниц, приветствуя Хиру, и со стаканом в руке запел торжественный гимн:
Кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь я неустанно Богине, явившейся мне впервые под сенью банана. Кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь я неустанно Богине, что посетила дом Дотто в обличье Хиры желанной. Кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь я неустанно Богине, с кувшином на пруд шествующей утром рано. Кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь я неустанно Богине, вооруженной метлой, прибирающей дом постоянно. Кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь я неустанно Богине, пришедшей в мой дом, словно призрак туманный. Кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь я неустанно...— Ну, тетушка садовница, что скажешь?
Хира, следовавшая за вишнуиткой по пятам, уже знала, что Хоридаши и Дебендро-бабу — одно лицо. Но зачем понадобилось Дебендро приходить в дом Дотто в одежде вишнуитки? Выяснить это было делом нелегким. Хира составила дерзкий план. Она тайком проникла в сад и, остановившись под окном, слышала весь разговор Дебендро с Шурендро. Узнав все, что ей было нужно, обрадованная Хира уже собиралась покинуть свое убежище, как вдруг неосторожным движением задела жалюзи, и они со скрипом опустились.
Теперь Хира думала только о том, как бы поскорее унести ноги. Дебендро снова протягивал ей бокал.
— Пейте сами, — сказала Хира, и Дебендро тотчас же опрокинул содержимое себе в рот.
Это бренди стало последней каплей, переполнившей чашу, — Дебендро качнулся раз-другой и рухнул на пол. Хира выскочила из дома. Засыпая, Дебендро мурлыкал себе под нос:
Ей шестнадцать годков, ее кожа темна, На ухо туговата к тому же она. В месяце огрохайон у меня селезенка болела, Я валялся в канаве тогда то и дело.