– Дипак, — говорил я брату, — пожалуйста, будь осторожен, когда речь идет о жизни больного!

Однако то, что Дипак говорил об аюрведе, частенько понимали неправильно. Он всегда ясно и недвусмысленно подчеркивал, что есть заболевания, которые требуют лечения общепринятыми западными методами. И того больного с нейроэндокринной опухолью он, например, не консультировал. А если бы консультировал, то, скорее всего, сказал бы ему то же самое, что и многим другим больным:

– Вот что я вам рекомендую, — говорит он в таких случаях. — Обратитесь к онкологу или к специалисту по болезням печени, а моим назначениям следуйте только с их одобрения.

И это, конечно, разумный совет.

Кроме того, выясняется, что многие травы и аюрведические средства сильно взаимодействуют с лекарствами, которые прописывают врачи, практикующие западную медицину, и тогда они способны нанести существенный вред. Много лет назад я напомнил Дипаку об одном моем больном, которому сделали пересадку печени. Он принимал препарат под названием такролимус. Какой-то знакомый сказал ему, что грейпфрутовый сок необычайно полезен для здоровья, просто чудеса творит, и больной стал пить его. И знаете что? Совет оказался смертельно опасным. Грейпфрутовый сок, как выяснилось, влияет на обменные процессы, способствующие усвоению такролимуса. К счастью, больной упомянул на приеме о своей страсти к грейпфрутовому соку, а иначе этот совет привел бы к крайне тяжелой реакции.

Дипак уверял меня, что когда к нему обращается, например, больной раком легких или кишечника, он всегда настоятельно рекомендует его следовать назначениям онколога. И подчеркивает, что его советы не заменяют собой официальную терапию, а просто помогают лучше перенести операцию или побочные эффекты препаратов. Он всегда очень следил, чтобы они все обсуждали со своим лечащим врачом и со специалистами по своей болезни. Однако я тоже слушался советов брата. И за многие годы перепробовал на себе много аюрведических средств и пищевых добавок — и некоторые и правда приносили мне облегчение.

Никак не предполагал, что превращусь в ходячий межкультурный конфликт. В аэропорту меня встречали лимузины и отвозили в роскошные дома на Голливудских холмах или даже в дворец какого-нибудь южноамериканского президента. Я рассеянно проводил рукой по гладким, как масло, кожаным сиденьям и размышлял, как бы объяснить ведическую мудрость тому, кто меня пригласил: актрисе, которая добилась самых больших гонораров в мире, главе Чешской республики, голливудскому боссу, премьер-министру страны, в которой я приземлился на сей раз. А я был словно двойником их всех — искателем духовных истин, который всему миру казался воплощением успеха.

Столкновение этих сущностей достигло кульминации в книге, которая стяжала мне больше внимания, чем все остальное, что я написал — «Семь духовных законов успеха». Там я отстаивал ту точку зрения, что успех следует оценивать с точки зрения самореализации, а не внешних наград. Традиции мудрости со всех концов света прокладывают дорогу именно к внутренней самореализации, и если выкристаллизовать их суть, они говорят об одном — как важно достигать исполнения своих желаний, полагаясь на дух. Это получило в моей книге название «Закона наименьшего усилия», и я совершенно сознательно отделил его от христианских идей, хотя Христос и говорил: «Просите, и воздастся вам» (Мф. 7:7). Не стал я упоминать и о Махариши, который говорил: «Чем меньше делаешь, тем больше достигаешь». Закон кармы проистекает из убеждения, которое распространено во всем мире уже много столетий: хорошие поступки приводят к хорошим результатам, а плохие — к плохим. Мне не было нужды цитировать Новый Завет: «Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6:7).

Стремление одинаково уважать все духовные традиции глубоко укоренилось во мне. Я не терплю догматизма (мне очень понравилась наклейка на бампер, гласившая «Моя карма круче твоей догмы»), и когда я был маленьким, в нашем доме кишмя кишели детишки самых разных конфессий — индусы, парсы, мусульмане, христиане. Однако дело здесь не только в тяге к экуменизму. Я не хотел писать ни о чем, чего не пережил лично. В повседневной жизни не наберешься духовного опыта, который мне требовался. Общение с Махариши его обеспечивало. Дело в том, что гуру ломают границы. Гуру тебе не лучший друг, он скорее мудрый дедушка, однако от происходящего в присутствии Махариши вполне можно было не только вдохновляться, радоваться и просветляться, но и беситься, изнемогать от усталости, смертельно скучать и бороться со сном. Отношения у нас с Махариши были совершенно особые, и когда я сказал об этом человеку, пробывшему в движении несколько десятков лет, тот рассмеялся.

– Тоже мне откровение, — усмехнулся он. — Всем кажется, что у них с Махариши особые отношения, потому что здесь так и есть. — И он показал себе на сердце.

Что бы ни рассказывали о духовных шарлатанах, никто не знает, что такое наладить близкие отношения с гуру, пока с ним этого не случится. То, как это выглядит со стороны, ни о чем не говорит. Представьте себе, что надо объяснить, что такое любовь, человеку, который никогда не знал этого чувства. Хотя он, конечно, видывал влюбленных. Они рассеянны, одержимы предметом своей любви, подвержены перепадам настроения и постоянно не знают, смеяться им или плакать. Говорить с ними никакого толку — они как безумные. При этом то, что чувствуешь, когда влюбляешься, не имеет ни малейшего отношения к такому поведению. Я по личному опыту могу подтвердить, что кипучие чувства, сплавляющиеся в любовь, очень близки к той внутренней буре, которую вызывает у тебя гуру. Сердце пронзают и стрелы, не имеющие отношения к романтике.

После одной до смешного изнурительной и абсолютно бессмысленной кампании, целью которой было основать в Америке тысячу аюрведических центров — причем Махариши требовал, чтобы это было сделано за одни выходные! — один ветеран трансцендентальной медитации пожал плечами и сказал мне:

– Так было всегда. Там, где Махариши, есть место и чистому созиданию, и чистому разрушению. Это не дает затухнуть внутреннему огню.

Это перекликается с индийскими священными текстами, где говорится о том, что у учеников духовного наставника недостает равновесия: они «постоянно спотыкаются, но никогда не падают».