Эдуард улыбнулся, хорошей улыбкой — без высокомерной снисходительности, просто радостной, что вот — может поделиться информацией.

— Когда собака учует оборотня, особенно превратившегося полностью или частично, она тут же его начинает бояться.

— Собака может находиться среди людей, меняющих форму, — пояснила я, — но при превращении что-то происходит такое, что собак отпугивает — если они не выдрессированы специально.

— Какая гончей разница? Она любой след берет.

Я посмотрела на Эдуарда, а он только улыбался Ньюмэну.

— Ну, боятся их собаки, Ньюмэн. Просто боятся, вот и все.

— Но почему?

— Вы видели когда-нибудь оборотня в животной или получеловеческой форме? — спросила я.

— Фотографии видел, видео.

Я вздохнула и сказала:

— Вам даже не приводили оборотня, чтобы он перед аудиторией перекинулся?

— Это слишком опасно, — ответил он.

— О'кей, а почему опасно? — спросила я, и теперь он уже смотрел на меня внимательно. Его не волновало теперь, что я маленькая или что я женщина. Он просто хотел понять.

— Потому что после превращения им необходимо есть живое мясо. Убивают все, что оказывается рядом.

Я покачала головой:

— Неправда. И даже не близко к правде для большинства из них.

— В учебниках так написано, и так говорили инструктора.

— Это верно для свежеинфицированных оборотней. Они просыпаются как обезумевшие звери, а в человеческой форме ничего не помнят — первые несколько полнолуний. Потом почти все научаются себя сдерживать. Раз в месяц покрываются шерстью, но остаются теми же личностями.

Он покачал головой, нахмуренный, такой серьезный-серьезный:

— В учебных фильмах мы не то видели.

— Это наверняка были новички, недавно ставшие ликантропами. Они бывают просто животными.

— Вы мне говорите, что на занятиях нам не то показывали, что есть на самом деле? Что они больше люди, нежели монстры?

— Ньюмэн, я живу с двумя оборотнями. Вы правда думаете, что это было бы возможно, если бы они пытались меня убить каждый раз, как меняют форму?

Он нахмурился мрачнее:

— Так эти слухи — правда?

— Некоторые — да, в основном — нет, но этот — правда. Можете мне поверить: мужчины, которых я люблю, никогда не пытались нанести мне вред. Ни в какой форме.

— Так что оборотень прошедшей ночи должен быть вроде как человек в меховом костюме?

— Я такого не говорила.

— Вы говорите, что, с одной стороны, они просто мохнатые люди. С другой стороны, собаки их так боятся, что не станут выслеживать. Что-нибудь одно, маршал Блейк. Либо они монстры, либо они люди.

— Расскажите это Деннису Рейдеру, — предложила я. — Добродетельный прихожанин, воспитал двух детей, был женат, жажде убийства противился годами. Человек, да, — но и монстр при этом.

— Но серийного убийцу собаки будут выслеживать.

Эдуард сделал еще одну попытку:

— Ньюмэн, это хорошая идея, но если он даже частично перекинулся — а должен был обязательно, чтобы нанести такие раны маршалу Карлтон, — собаки будут слишком испуганы, чтобы взять след. Вы просили прислать собак, дрессированных на выслеживание оборотня?

— Я просил лучших собак, которые тут есть.

Я пожала плечами:

— Это не играет роли. Шанс получить натасканных на оборотня собак практически нулевой. Это серьезная специальная дрессировка.

— Но почему? — снова спросил Ньюмэн. Мне этот вопрос уже слегка надоел.

— Потому что, Ньюмэн, оборотни, даже милейшие законопослушные граждане, не любят, когда собак обучают охоте за ними, чтобы их можно было убивать на месте.

Ньюмэн заморгал:

— Я не понимаю.

Устала я от этого разговора, да и от самого Ньюмэна.

— Знаю, что не понимаете.

— Так объясните мне тогда.

— Не уверена, что у меня это получится. Есть вещи, которым надо учиться в работе.

— Я быстро обучаем, — сказал он с едва заметным вызовом в голосе.

— Надеюсь, Ньюмэн. Очень на это надеюсь.

— Что это должно значить?

Ну, вот. Я старалась вести себя прилично, а он все равно мной недоволен.

— Это значит, что мне сегодня ночью пришлось быть свидетелем, как оборотень пытал и полосовал маршала Карлтон. Он прикрылся ею как живым щитом, чтобы я не могла стрелять в него, и двигался быстрее любого оборотня, которого мне доводилось видеть. Единственное, что я могла сделать — зажать ее раны и не дать ей истечь кровью, и еще молиться, чтобы у нее не было повреждений позвоночника, потому что мне пришлось ее перевернуть, зажимая раны, а при травмах позвоночника это может оставить человека инвалидом на всю жизнь. Слава богу, их не было, но ночью я еще этого не знала, а целостность позвоночника уже без разницы, если раненый истечет кровью.