— Я понимаю.

— Правда?

— Нет, но за это выражение твоего лица несколько минут назад, за аромат твоей кожи, за это чувство неодиночества... не оставляй меня одного.

Я подумала об Алексе, подумала слишком поздно: «Не приближайся» — и прекратила сопротивляться. Прекратила преодолевать ardeur, отбиваться от тигриц и сражаться с собой. Я отдала себя моменту — и мужчине, который держал меня в руках. 

Разоружиться — для нас обоих потребовало времени. Забота об оружии помогла отогнать ardeur настолько, что стали заметны иные моменты. Например, что комнатка, в которую вышиб дверь Этан, на самом деле машинный зал — голый и с бетонным полом. Раздевшись до лифчика и джинсов, с горкой оружия у ног, я засмеялась и сказала:

— Где бы нам тут заняться сексом так, чтобы всю кожу не ободрать?

Этан содрал с себя футболку и бросил на собственную груду оружия. Я бы попыталась найти где-нибудь место более удобное, но посмотрела на него без рубашки и отвлеклась. Тонкие мышцы рук, которые видны были из-под рукавов, не приготовили меня полностью к такому зрелищу. Всегда бывает момент, когда одежда сбрасывается впервые, и оно мне никогда не приестся — это чудо первого раза, никогда я не привыкну к первому прикосновению, к первому поцелую. Все мне говорили, что при таком количестве мужчин у меня в жизни и в постели я скоро стану пресыщенной, но этого не случилось. Изумление этого чуда, вид Этана без рубашки помогли мне еще дальше отодвинуть ardeur — а может быть, я лучше научилась его сдерживать. Как бы там ни было, я шагнула к Этану, протягивая руку, чтобы пальцами провести по гладкому и мускулистому изяществу этой груди. В моей жизни есть мужчины и более рельефные, более массивные, но уровень мускулистости Этана можно было охарактеризовать словом «изящество». Я провела рукой по гладкой выпуклости, избегая пока что сосков — мне хотелось его приласкать до того, как слишком сильно снова вспыхнет ardeur.

Под пальцами скользили гладкие бугры.

— Булыжная мостовая. Это требует работы.

Он ответил, дыша прерывисто — даже от этой невинной ласки.

— Моему клану от меня нужны только мускулы, вот я и стараюсь сделать их получше.

Я взяла его за талию ладонями, снова оглаживая эти накачанные, тренированные мышцы. Легкое прикосновение, но он не удержался от стона и закрыл глаза. Мне стало грустно за него, но тут я ощутила в коридоре нечто жаркое и сильное, разгневанное. Обернувшись, я потянулась к пистолету в кобуре, но он, как и пистолет Этана, был накрыт футболкой. Я стояла на колене, футболка еще в воздухе, пистолет наведен на дверь, а Этан тянулся за своим пистолетом. Но ему было не успеть. 

Палец начал давить на крючок, но тут дверь распахнулась, и у меня была доля секунды, чтобы увидеть: это Алекс в образе человека. Будь я человеком, я бы его застрелила, но у меня хватило реакции, чтобы направить ствол в потолок. И в тот же момент усомниться, что это было правильно.

Мгновение у меня было, чтобы его увидеть, секунда той кристальной ясности, когда адреналин и схватка замедляют время, и у тебя целая вечность, чтобы что-то сделать или увидеть, как что-то произойдет. Это иллюзия. Если потом увидеть этот момент заснятым, все происходит невероятно быстро. Но эта ясность дает мне возможность увидеть невообразимо выпукло какие-то детали, хотя все остальное теряется. Темные волосы Алекса были короче, чем в прошлый раз, почти наголо состриженные. На меня полыхнул взгляд желтых тигриных глаз, человеческое лицо исказилось гневным рычанием, и размытой полосой скорости и силы он бросился на Этана, у которого пистолет был в руке, а времени прицелиться не было — а если бы и было, стал бы он стрелять в своего принца?

Алекс врезался в Этана, тот отлетел спиной на находящиеся позади механизмы, треснул и застонал металл, будто сломался под их тяжестью. Кашляющий рык вырвался из человеческого горла Алекса прямо Этану в лицо.

— Алекс, нет! Алекс, стой! — орала я, направив на него пистолет и отходя так, чтобы ничто не загораживало выстрела. И можно было стрелять, но я не могла. На такой дистанции я бы его убила, а он — тигр моего зова, то есть если он умрет, я тоже могу умереть, и все, с кем я метафизически связана, — тоже. Вот же блин!

Сунула пистолет в кобуру, уронила ее на пол, а сама пошла к ним. Сейчас я видела, что какая-то металлическая трубка проткнула Этану бок, и по всему этому красивому торсу растекалась кровь. Черт! Не могла я рисковать и стрелять в Алекса, но стоять и смотреть, как он разорвет Этана в клочья, я тоже не могла. И вернулась к своей груде оружия за ножом. Однако я забыла, кто такой Этан и что нужно от него клану: мускулы.

Мелькнул размытой бледной полосой кулак, и Алекс отшатнулся. У него по лицу текла кровь. Он упал на пол, успев подставить руку, а Этан стал сдергивать себя с трубы. От этого зрелища у меня желудок скрутило: это должно было быть чертовски больно. От него пошла волнами сила оборотня, и трем моим тигрицам понравился ее вкус, ее жар, ее разрушительная мощь. Я знала, глядя, как он сдергивает себя с трубы, что если ему это удастся, драка возобновится.

Я встала между ними, что было бы глупо, если бы я хотела драться с любым из них, но я не планировала закончить конфликт, вырубив кого-то одного. Мне не пришлось особо опускать метафизические щиты, чтобы найти гнев, всегда клокочущий у меня под поверхностью. Питаться сексом — это свойство вампирской линии Жан-Клода, потомков Белль Морт — Красивой Смерти. А вот гнев — это уже мое. Гнев пришел ко мне как теплый душ, ласкающий и согревающий кожу. И так было хорошо его поглощать, втягивать в себя. Секунда была на чувство, что у меня есть выбор: проглотить его или использовать, чтобы разозлиться самой. Это было ново — обычно гнев бывал только пищей. Я его «съедала», впитывала в себя.

Алекс смотрел на меня, стоя на полу на коленях, согнув одну руку.

— Что это было? — спросил он.

Энергия его полностью переменилась, он ощущался нормально, как обычно.

— Я съела твой гнев. Ты чего так взбесился?

— Понятия не имею.

Привлеченная движением, я обернулась к Этану. Он трясся, труба наполовину торчала из бока. Было видно, как ему больно. Да, если труба не серебряная, рана затянется, но все равно: когда она торчит в боку, это адски больно. Я себе даже представить не могла, как стаскивала бы себя с такой штуки. Слишком об этом задумалась, и меня сжало рвотным спазмом.