В этот раз Кориков решил поупражняться по полной программе — часа полтора потрудиться на татами, отрабатывая броски, затем скоростной заплыв минут на двадцать, после чего стрельба из «ремингтона». В последнее время Максим Егорович выделял именно эту модель револьвера, отдавая себе отчет, что американцы — стреляющая нация и лучше других знают толк в оружии.

Кориков аккуратно повесил костюм на плечики, оглядел критически свою фигуру в огромном двухметровом зеркале, стоящем в раздевалке, и с грустью отметил, что бока начинают слегка оплывать. Руки, как и раньше, сильные и от всего тела веет мощью, но вот прежнего античного вида нет. Форму следует вернуть утомительными тренировками, на которые, к сожалению, остается все меньше времени, и умелым массажем, на который способны только молодые девочки с крепкими пальчиками из самых престижных салонов.

На татами, разминая суставы пальцев, топталось трое парней. Еще три года назад они служили в подразделении «Альфа». Вершина их карьеры — охрана административных районных зданий, и когда им предложили поработать в частной фирме, где ежемесячный оклад раза в три превышал их годовое жалованье, то размышления их были недолгими. Кроме финансового благополучия, работа в этой конторе давала еще массу преимуществ. Во-первых, наличие достаточного свободного времени. Во-вторых, отдыхаешь по полной программе и тратишь накопленные деньги в свое удовольствие. В-третьих, знаешь, что практически полностью предоставлен сам себе, и уверен, что тебя не поднимут с постели в два часа ночи, чтобы сопровождать главу администрации. И было бы не обидно, будь это серьезной необходимостью, а не обыкновенной похотью, что оторвала чиновника с дубового кресла и потащила в противоположный конец города к очередной любовнице.

Разумеется, Кориков, как и всякий начальник, был не без странностей, одна из них — он любил пробовать удары на своих сослуживцах, работая при этом в полный контакт. Бывшие «альфовцы» могли лишь едва защищаться, опасаясь нанести директору хоть малейшую травму, впрочем, за те деньги, что он платил за службу, можно было немного и потерпеть.

Максим Егорович встал на ковер, слегка поклонился, как того требовал восточный ритуал, и подошел к первому из троицы — рябому длиннорукому парню с коротенькой стрижкой.

— Ты, — объявил он, ткнув в его грудь согнутым пальцем, — работаем в полный контакт. Готов?

— Готов, Максим Егорович, — отозвался высоким голосом боец и, отступив на полшага назад, выставил вперед ладони.

Несмотря на чудаковатость, директор был сильным соперником, этого у него не отнять, и если он говорил «в полный контакт», значит, следовало рубиться так, как если бы это был последний поединок в жизни.

Два других бойца отошли на край татами, уступив место для схватки. Первым ударил рябой — правой ногой он попытался пнуть Корикова в пах, но Максим поймал его ступню левой рукой и костяшками пальцев нанес удар в грудь, а мгновением позже умелой подсечкой опрокинул соперника на ковер. Рябой судорожно открывал рот, пытаясь глотнуть спасительную порцию воздуха. Сейчас он представлялся беспомощной мишенью, достаточно было ткнуть пальцем ему в надгортанник, чтобы поставить крест на его дальнейшей службе в охранном бюро. Кориков заметил, как в глазах рябого плеснулся ужас, когда он поднял ладонь, чтобы точным ударом довести бой до логического конца. Спазмы прекратились в тот самый момент, когда рука хозяина неожиданно остановилась всего лишь в нескольких миллиметрах от сонной артерии.

— Считай, что ты покойник, — неожиданно широко улыбнулся Кориков.

Опершись о грудь поверженного соперника, он быстро поднялся. А рябой шумно вдохнул воздух:

— Спасибо, Максим Егорович.

— За то, что в живых оставил? — усмехнулся Максим.

— За науку. Я вот все хочу у вас спросить, где вы так драться научились.

— Морская пехота, друг мой, — вновь улыбнулся Кориков. — Вот у тебя какое звание?

— Старший лейтенант.

— А я в свое время до капитана третьего ранга дослужился.

— И почему же вы ушли?

— Выперли меня, — простодушно ответил директор, — за то, что однажды не рассчитал силу удара. Так что тебе и в самом деле очень повезло!

Подобное объяснение смахивало на чистосердечное признание, и невольные свидетели, исполнявшие роль присяжных заседателей, всепрощающе заулыбались.

— Бывает!

— Послушайте, вы по какому праву?! Сейчас директор занят, приходите немного попозже! — послышался совсем рядом звонкий голос секретарши. И уже в следующую секунду дверь с громким стуком отворилась, осыпав порог мелкой известью, и в проеме дверей показалось три человека.

— Максим Егорович, — из-за спины гостей показались золотые локоны секретарши. — Я не хотела их пускать, но они даже не пожелали со мной разговаривать и пошли искать вас.

— Все нормально, киска, — улыбнулся Кориков, — я с ними сам поговорю. Иди к себе.

По лицу девушки легкой волной пробежало облегчение, металлическая дверь мягко закрылась, спрятав сияющие глаза секретарши.

— Что вы хотели? — спросил Кориков.

Его внимательные глаза следили за руками нежданных гостей. Но они, как это бывает у людей, абсолютно уверенных в собственной силе, оставались спокойными — никто из троих не пытался выхватить из-под полы автомат, чтобы короткой очередью подрезать всех четверых, никто не сжимал в руках металлических прутьев. Без слов, с каменными лицами они шагнули на татами и остановились в двух шагах от Корикова, угадав в нем главного.

Максим Егорович нашел в себе силы улыбнуться. Для каждого спортсмена спортзал — это храм, а татами для борца то же самое, что для верующего алтарь. И прежде чем ступить на покрытие, будь добр снять обувку.

Подобный поступок был не просто вызовом, его следовало воспринимать как оскорбление. Они вели себя в зале подобно древним язычникам в христианском храме, сбрасывающим с престола культы богослужения. «Гости» не могли не понимать кощунства, Кориков видел это по сжатым губам вошедших.