— Он, вероятно, понимает, но, прежде чем продолжать, надо выяснить, почему все полетело к чертям.

— Методика эксперимента, Мик вел себя как слепой щенок. Я говорил ему. И тебе тоже, Марк.

— Это общие слова, Норт. Конкретно: где ошибка?

— Защитное поле. Оно не выдержало.

— Почему?

— Мик получил какой-то новый вид энергии. Нарастающий разряд. Мы с этим никогда не имели дела.

— Одно из предположений, Норт, не более.

— Да, предположение, но весьма вероятное. Вот смотри, Марк.

Они подходят к меловой доске, занимающей всю стену лаборатории. Норт начинает быстро писать формулы: буквенные символы, корни, производные, степени, интегралы, знаки неравенства, бесконечности и снова буквенные символы. Доска исписана сверху донизу. Норт подчеркивает конечную формулу, стирает все написанное, а формулу переписывает в левом верхнем углу доски и заключает в картуш.

Марк, присев на край стола, не отрывает взгляда от доски.

— Ну, что? — спрашивает Норт и еще раз подчеркивает выведенную формулу.

Марк молчит, напряженно думает.

— В общем — тут ничего нового, — говорит Норт, отирая пот со лба, — я только продолжил выводы Мика.

— Пожалуй, но если это справедливо… — Марк устремляет взгляд в открытое окно, где над вершинами сосен в синем небе медленно плывут сгустки облаков. — Если это справедливо, тогда…

— Вот именно. Тогда… — Норт принимается снова писать на доске. — Тогда мы получаем в одном случае полную неопределенность — я пока не берусь анализировать ее, — а в другом вот это. — Он заключает в картуш выведенное неравенство и испытующе глядит на Марка.

— Сравни это, — он стучит мелом по доске, — с той первой формулой, что наверху, и попробуй вообразить такое.

— Вообразить еще, пожалуй, могу, — зажмурившись, как от яркой вспышки света, медленно говорит Марк. — Получается нечто совершенно фантастическое. Но выразить это словами… нет, я не в состоянии.

— А зачем? Достаточно того, что ты можешь это представить. Разве надо пересказывать словами мелодию? И вообще — к чему это? Ее можно записать нотами или пропеть. Вот здесь «нотная» запись моей «мелодии». Совершенно новая «мелодия», не так ли? — Он снова стирает тыльной стороной ладони капли пота со лба и присаживается на стол рядом с Марком.

— Да, — не открывая глаз, шепчет Марк, — новая, грозная, смертельно угрожающая мелодия. Мелодия всеобщего уничтожения. Она могла навсегда унести Мика и Фрэду…

Он широко раскрывает глаза, смотрит на облака, плывущие за окном, потом подходит к доске, снова и снова перечитывает формулы.

— Надо сказать об этом шефу, Норт.

— Занятно… — Подперев ладонью худой, плохо выбритый подбородок, шеф переводит взгляд с Норта на Марка и снова на Норта. — Занятно, мальчики… И что же ты предлагаешь, Норт?

— Надо попробовать…

— Но где? Лаборатория Мика выведена из строя. И нам не разрешают восстанавливать ее. Эти типы из военного ведомства хотят до всего докопаться сами.

— А если объяснить им?

На лице шефа появилась улыбка, но глаза за толстыми стеклами очков посуровели:

— Пока не стоит.

— Вы все-таки не верите мне!

— Не то, Норт. Если ты прав, это, пожалуй, слишком серьезно. Они могут ухватиться за твою идею, и тогда исследования приобретут… чрезмерно утилитарный характер. Понимаешь? Ведь если эту энергию использовать направленно, ее можно превратить в ужасающее оружие, равного которому нет. Пока нет.

— Мне кажется, это даже не оружие, — возразил Марк. — Это страшнее. Если процесс выйдет из-под контроля, можно запросто уничтожить всю планету.

— Ты, конечно, преувеличиваешь. Тем не менее это помощнее термоядерной бомбы.

— Что же, ограничиться теоретическим рассмотрением? Оставить все на бумаге? — В голосе Норта звучит горечь. — А может, просто затаить? Только от кого?

— Если бы кое-что из открытий последних десятилетий можно было затаить от человечества! Люди спали бы спокойнее и, вероятно, были бы более счастливыми. К сожалению, это невозможно. — Шеф снял очки, подышал на стекла, стал протирать краем халата. — Невозможно, — повторил он, подслеповато глядя на Норта. — Сказав А, Икс торопится сказать и В и С, потому что боится, как бы Игрек не опередил его. Благородное соревнование умов в нашу эпоху превратилось в бесконечный чудовищный марафон. Каждый рывок любого из бегунов заставляет остальных убыстрять бег. Трасса становится все более трудной, вокруг пропасти. Одни падают от изнеможения, других сталкивают с обрыва, третьи очертя голову бросаются на скалы сами. Но бег все ускоряется, а число бегунов возрастает. Остановить этот бег невозможно, и теперь уже никто не в силах сказать, где финиш, каким он будет.

— А если поставить эксперимент в космосе? — предложил Марк. — На одном из наших спутников-обсерваторий. Там риск не будет слишком большим, и мы сможем убедиться, насколько справедлива теоретическая концепция Норта.

— Конечно, конечно, — со вздохом сказал шеф, надевая очки. — Что-нибудь придумаем. Не надо только торопиться. Вот Мик поторопился, и нет его больше.

— Мамонт, старая песочница, интриган под маской добродетели… — Норт захлебывался словами негодования. — Борца за всеобщий мир из себя изображает. Если бы речь шла об его открытии, не рассуждал бы так.