Макаренко написал это в 1937 году, а в 1960 году четыре обычных советских парня подтвердили правоту его слов своей 49-дневной «одиссеей» в Тихом океане. И это ведь были действительно обычные, не выдающиеся советские люди. Да, именем Асхата Зиганшина в его родной Сызрани назвали улицу, он выступал на XIV съезде комсомола, познакомился там с Гагариным, позднее окончил Ломоносовское училище ВМФ и пошёл служить в аварийно-спасательную службу Ленинградской военно-морской базы, где служит до сих пор. Крючковский живёт в Киеве, 37 лет проработав на судостроительном заводе «Ленинская кузня». Поплавский и Федотов умерли в 2000 году.

Все они после своего триумфа в 1960 году жили честно и достойно, но это была всё-таки вполне обычная жизнь рядового жителя Советской Вселенной. Однако то, что на такие высоты духа в этой Вселенной оказались способны простые люди, ею воспитанные, говорит само за себя! И могло ли это не ужасать все силы Мирового Зла?

Нет, мир жадного Зла, конечно же, не мог примириться с существованием рядом с собой Мира щедрого Добра. Это Добро может признать факт существования в мире Зла как выражение несовершенства мира и наших знаний о мироздании, как выражение конечности человеческого бытия. Признав этот факт, Добро стремится сузить зону действия Зла и ослабить его влияние на мир, расширяя зону действия Добра и усиливая Добро. Недаром булгаковский Воланд вопрошал Левия Матвея: «Что бы делало твоё Добро без моего Зла?»

Но может ли примириться с Добром Зло?

Никогда!

Макаренко писал:

Поголовно нравственная народная масса? Нравственная не в силу страха перед «наказанием Божиим» или человеческим, а нравственная в силу высокого нравственного и интеллектуального развития? Реально, а не лицемерно нравственное общество?

Нет, такого Мировое Зло допустить не могло. Оно должно было сделать всё, чтобы поселить в теле Советского Добра бациллы Зла и повести дело так, чтобы бациллы Зла, бурно развиваясь, убили это Добро.

Это и произошло в годы, которые по праву можно назвать «эпохой Горбачёва». 

ГОДУ так примерно в 90-м незабвенный Михаил Горбачёв в ответ на вопрос рабочих Ижорского завода: «Что вы намерены делать с советскими миллионерами?» — ничтоже сумняшеся вопросил: «А они у нас есть?»

Примерно в то же время я совершенно случайно наткнулся на стихотворение, поразившее меня первыми двумя строками, но более всего — временем его написания. Начиналось оно так:

А продолжалось и заканчивалось так:

Эти строки русский поэт-сатирик Саша Чёрный (Гликберг) написал в 1906 году, на излёте революции 1905 года.

А года через три после августа 1991 года я шёл по московской улице Тверской — бывшей улице Горького, бывшей Тверской… Спустившись в подземный переход у здания «Известий», я двигался по направлению к Красной площади и вдруг наткнулся взглядом на граффити на бетонной стене перехода. Стены, загаженные краской из баллончиков, уже начинали казаться нормой, но это была особая надпись…

Меня обгонял московский люд: джинсовые мальчики и фиолетово-седые старухи, делового вида мужчины средних лет, грудастые девушки, ещё более грудастые женщины и совсем уж с «арбузными» грудями валютные девки. А я стоял и не мог отвести взгляда от кривоватой размашистой надписи чёрной краской:

Я удивился жёсткой точности постановки вопроса! Если бы Горбачёв стал человеком , то он вряд ли смог бы жить. Единственным поступком, достойным обретённого им человеческого естества, мог быть только один… И даже смерть не искупала бы содеянного.

Да, задолго до Горбачёва, которого, конечно же, вернее называть Гробачёвым, в общественной жизни СССР хватало того, что нас возмущало. Я вспоминаю, как мой отец, приехав в конце 60-х годов из Симферополя с областного совещания по вопросам развития животноводства, рассказал, что в ответ на робкое замечание одного из директоров совхозов насчёт того, что выращивать кроликов — дело рискованное, в один день можно потерять всё поголовье, высокий партийный чин грубо заявил:

— Надо будет, зайцев будете выращивать!

Но тогда этот же грубый партийный чин с замашками самодура был способен, пожалуй, первым пойти в огонь и опасность. Гнусное массовое перерождение крупных партийно-государственных кадров стало фактом позже — в 70-е и особенно в 80-е годы. А в 60-е годы — не говоря уже о годах 50-х — основной костяк руководителей разного уровня жил прежде всего интересами дела. И это объяснялось для многих даже не их убеждениями. Иной образ действий просто не допускался. Именно — действий. Мелкие и шкурные мысли можно было скрыть, таить про себя, но действия…