Шрифт:
— А не может твое поэтическое вдохновение распространяться не только на тебя, но и… на меня? — робко поинтересовалось облезлое чудище. — Ну, это я так, к примеру, сказал.
— Конечно, можно попробовать, — нехотя согласился Будильник. — Только ведь безволосый хиляк, мнящий себя косматым чудищем, как-то не вдохновляет на поэтическое творчество. Ты уж меня прости.
Будильник вновь уставился вдаль, на снежные вершины гор за грядою мрачных утесов, и надолго умолк. Затем с сожалением произнес:
— Ничего не приходит в голову. А что приходит, тому ты не обрадуешься.
— Все равно скажи.
— Как пожелаешь. Только не забывай, что ты сам напросился. «Веник лысый и паршивый не с того, что грязный-вшивый. Он и рад бы стать косматым, да не родился волосатым».
— Какое оскорбление! — взвизгнул хлюпик. — Вздумал мне отомстить за то, что я тебя расспрашивал? Но я-то ведь нечаянно, а ты нарочно решил меня уязвить!
Чудик подхватился и в мгновение ока исчез за поворотом горной тропы.
— Ведь предупреждал же тебя заранее, тик-так-ток! — рассердился Будильник. — Прямо сказал: объект для поэзии неподходящий, тик-так-ток! — и с этими словами отправился догонять товарища.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
не только с пробелами и недостачами, но прямо-таки сплошь дырявая-пустая. Поэтому читателям с ослабленной нервной системой рекомендуется эту главу пропустить. Хотя впоследствии они об этой пожалеют
Сразу же за поворотом Будильник наткнулся на Веника II. Лысый чудик прятался в придорожной канавке и дрожмя дрожал, отчего сухие листья, заменявшие ему одежку, громко шуршали.
— Насквозь продрог, что ли? — поинтересовался Будильник.
Чудище шикнуло на него, велев приятелю замолчать, и ткнуло рукой вперед.
— Смотри! Вон там!
Будильник глянул, но ничего не увидел. Вернее… что-то он все-таки увидел, но это было все равно что пустое место.
Он сполз в канаву, прижался к своему спутнику и тоже перешел на шепот.
— Что это?
— Почем мне знать? Вроде бы кто-то идет…
— По-моему, не кто-то, а что-то.
Загадочный предмет приближался.
— Кто бы или что бы это ни было, мне оно не нравится.
— Мне тоже! Круглое какое-то, верно?
— Ага. Только не круглое, а угловатое.
— Твоя правда. И какое-то коротковатое.
— Верно! И очень плоское.
— Не просто плоское, а с углублением. И у него имеются края!
— Да-да, края! Вроде как с каемочкой.
— И каемочка не гладкая, а ребристая.
— А по-моему, так совершенно гладкая.
Тем временем круглое, продолговато-короткое, плоское с выемкой, гладкое, но ребристое нечто приблизилось настолько, что яснее ясного стало видно, что оно невидимое, и сделалось очевидно, что глазом его не ухватишь.
Будильник и чудище готовы были с головой укрыться в канаве, а еще лучше вообще сквозь землю провалиться, голоса их звучали как дуновение ветерка, как шелест травинки, как беззвучный выдох.
— Видишь?
— Конечно. Вернее, ничего не вижу.
— Вот и я то же самое.
— Вроде бы никого там нет, а место кем-то занято.
— Или как будто бы прежде там находилось что-то, а теперь это нечто находится там, где раньше было что-то другое…
— Было бы, если бы должно было быть.
— Должно было быть там, если бы было вообще…
— Вот-вот! Теперь, по-моему, мы правильно разобрались.
— Напугать его? — клацая зубами, спросил косматый чудик.
— Не валяй дурака! — огрызнулся Будильник, которому явно передалась трясучка приятеля. — Давай лучше спросим честь по чести, кто он да что он. Сделаем вид, будто мы попросту невзначай сюда забрели…
— Но ведь так оно и есть! — шепотом огрызнулся Веник II.
Приятели выбрались из канавы на тропинку и попытались сделать вид, будто совершенно случайно забрели сюда. Затем оба уставились на что-то или кого-то, словно только что заметили это нечто, которое вообще не видели воочию, и, дружно клацая зубами, вопросили:
— Кто ты такой?
Некто-нечто удивленно хмыкнуло в ответ:
— Вот это, я понимаю, вопрос на засыпку!.. И то сказать… кто же я такой?
— Но имя-то у тебя есть? — расхрабрился Веник II при виде растерянности собеседника. — Зовут-то тебя как?