Якобсен сфотографировал страшное место. Затем Бегичев, Кузнецов и норвежцы вырыли могилу, сложили в нее останки погибшего норвежца, обложили ее камнями и установили небольшой крест. К нему прибили кусок подполозка с указанием, когда был установлен этот памятный знак. Желая сохранить точное местонахождение могилы, Бегичев записал: «Пеленг мыса Приметного на W, другой мыс SW 55 градусов, Приметная сопка NO 40 градусов — 17 километров, а оконечность бухты — SO 10 градусов». Итак, участь одного из спутников Амундсена стала известна. Однако следовало искать другого посланца Но в этом походе сделать этого не удалось.

В следующем, 1922 году, по заданию Сибирского отделения Геологического комитета и Комсевморпути, известный советский геолог Николай Урванцев вместе с Никифором Бегичевым провели глазомерную съемку в бассейне реки Пясина Возвращаясь на Диксон, на отмели они случайно обнаружили брошенную почту Амундсена, отправленную с Тессемом и Кнудсеном, в том числе два зашитых в непромокаемую материю пакета один — адресованный Амундсеном Магнитному институту в Чикаго, а другой — в Норвегию. Здесь же лежали теодолит и компас. Очевидно, эти вещи принес сюда Петер Тессем. Но почему он их здесь бросил — непонятно.

Дальнейшие следы второго пропавшего спутника Амундсена были найдены в одном из старых зимовий: две пары норвежских лыж и спальный мешок.

На мысе Полынья, близ которого экспедиция остановилась 12 августа на ночевку, путешественники наткнулись на одну из замечательных реликвий русских полярных исследований XVIII века — доску участника Великой Северной экспедиции штурмана Федора Минина, где было написано: «1738 году августа 23 ДНЯ МИМО СЕГО МЫСА, ИМЕНУЕМОГО ЕНИСЕЯ СЕВЕРОВОСТОЧНОГО НА БОТУ ОБИ ПОЧТАЛЬОНЕ ОТ ФЛОТА ШТУРМАН ФЕДОР МИНИН ПРОШЕЛ К ОСТУ В ШИРИНЕ 73 гр. 14 мин. N». Впоследствии эта доска была доставлена в Ленинград в Государственное географическое общество. Переждав неожиданный шторм в бухте Полынья, 14 августа поисковая экспедиция направилась на Диксон, где и стала дожидаться парохода на Большую землю.

Тогда-то неподалеку от радиостанции Диксон поисковая группа нашла человеческий скелет, покрытый полуистлевшей одеждой. В кармане вязаного жилета лежали золотые часы, на внутренней стороне которых было выгравировано имя Тессема и обручальное кольцо с надписью «Paulin» (невеста Тессема. — Авт.), перочинный нож и ножницы. Рядом валялись охотничий нож, лыжная палка и два десятка винтовочных патронов, изготовленных в Норвегии. Сомнений не было: здесь лежали останки Петера Тессема. Странно, что никто из зимовщиков здешней полярной станции, часто бывавших в этих местах, не заметили останков норвежца. Несчастного Тессема похоронили здесь же, на Диксоне.

«Видно, уж так мне суждено, — записал в своем дневнике Никифор Алексеевич, — в 1921 году я был командирован правительством их искать. Одного я тогда нашел, а в этом году нашел и документы и второго норвежца. Считаю, что моя миссия по розыску кончена. Я выполнил возложенное на меня дело, хотя и случайно, но точно».

Почта Амундсена, вещи его погибших спутников и подробный отчет Бегичева о поисках были переданы Урванцевым в Комитет Северного морского пути и оттуда через Наркоминдел пересланы в Норвегию. В том же году норвежская миссия в Москве передала в Наркоминдел золотые часы с цепью для вручения Бегичеву. На крышке часов было выгравировано: «Monsieur N. A. Begvitcheff de la part du gouvemement Royal de Norvege» («Господину Н. А. Бегичеву от правительства Королевства Норвегии»).

Через два года норвежская команда пришедшего на Диксон судна «Veslekari» поставила на этой могиле именной лиственничный крест из плавника. На его перекладине было написано: «Tessem +1920 MS Maud Norge». В 1958 году, уже полярниками Диксона, здесь же был воздвигнут гранитный памятник, на котором было написано: «Тессем, норвежский моряк, член экспедиции м/ш «Мод», погиб в 1920 г.».

«Стало ясно, что спасения не было, — падение на лед было неизбежно. Я приказал остановить моторы, чтобы избежать взрыва при ударе о лед. Между тем расстояние между гондолой и льдом уменьшилось до каких-нибудь 10 метров… Мальгрен потерял равновесие и бросился ко мне с искаженным от ужаса лицом. Инстинктивно я схватился за руль в надежде еще успеть направить «Италию» на ровное ледяное поле, — но было слишком поздно. Лед, состоявший из хаотических нагромождений, был совсем близок… Вот и удар. С ужасным, отвратительным треском гондола коснулась льда… Я ударился обо что-то головой и сразу же почувствовал, как что-то сломалось во мне». Так рассказал об аварии дирижабля «Италия» руководитель экспедиции генерал Умберто Нобиле.

Эта экспедиция и сегодня вызывает законный интерес. В 1930–е годы о ней писали в разных уголках земного шара не только вездесущие журналисты, но и сами ее участники считали необходимым поделиться пережитым. И — оставили после себя несколько книг.

Чем же объяснить такое внимание к экспедиции, которая не стала самой результативной в научном отношении? К экспедиции, которая не только на полюсе, но и над полюсом была не первой? И к той экспедиции, где выжила только половина участников!