Забился второй телефон — коммуникатор. Я глянул — вот уроды…

То ли американцы припозднились, то ли Борян поспешил — но они были здесь.

Я сбросил звонок с телефона, который должен был быть в руках у американца. Сейчас посмотрим, кто есть ху.

Но то, что с ходу начнется мочилово, да такое — я просто не ожидал…

Винтовка — лежала в тайнике, автомат — рядом, я пока просто наблюдал. Увидел, как от Ниссана на котором приехали американцы — открыл огонь один из тех, кто приехал с главным, пули взбили фонтанчиками землю перед Лексусом, тот остановился. Из него — никто не вышел, и я заподозрил неладное — должен был быть кто-то, кого должны были послать на переговоры. Ага… передняя пассажирская, двери сзади. Трое. На двоих — форма пешмерги, курдского народного ополчения, что-то вроде милиции. С ними, как и с палестинцами без лишней нужды не связываются — и они и палестинцы поддерживают кровную месть. Но за лимон — можно и рискнуть…

Боряна видно плохо, но я не рискую высунуться — система антиснайпер по-прежнему на крыше Ниссана. Интересно, привез ли деньги Борян. Два миллиона лучше одного. Я и тому и другому найду применение. Шутка юмора…

Американец не показывается… в принципе я его понимаю. Может быть, у него даже нет с собой оружия. Быть без оружия в таких местах как постсаддамовский Ирак — все равно, что быть без штанов. И бабки ему надо спрятать. Те, которые в сумке. Спорим, он без сумки нарисуется?

Ну, же, давайте… Кто на месте кашу варит, тот четыре раза галит. Сделайте хоть что-нибудь…

Внезапно — у Ниссана открылась дверь, и кто-то, я даже не успел понять, кто именно — сиганул из машины, пряча в кармане мобилу. Судя по тому, как начал поворачиваться тот, что с автоматом… он сам этого бегства не ожидал, оно не было оговорено. А потом — все пошло по-взрослому… Ниссан неизвестно с чего взорвался…

Рвануло мощно. По моим прикидкам — не менее трех двухсотграммовых шашек тротила подложили, хотя машине — и одной с лихвой хватит. На мгновение — померк свет, вспышка была столь сильной, что на нее невозможно было смотреть и ее невозможно было запомнить. Недаром пострадавшие, находившиеся недалеко от места взрыва — практически никто не запоминают сам взрыв, не помнят, как это выглядело…

Все затянуло дымом, и не видно было совсем ни хрена. Затем — за дымом начали стрелять. Из нескольких стволов, не из одного…

Прикинув муде к бороде, как говорится, я понял, что немного просчитался: не предполагал, что одна из машин взорвется, тем более так — и видимости не будет никакой. Вылезать из здания, менять позицию — смерти подобно: я знал, что поблизости есть снайпер и наверняка — не один. Самое разумное будет — занять позицию у единственной двери. Что я сейчас и сделаю…

Этерли — ко всему подходил основательно и с надежностью, так, как учил его отец. Он говорил ему, тогда еще маленькому: Кевин, Господь хочет, чтобы в каждое дело, которое ты делаешь, ты вкладывал свою душу и делал его как можно лучше, понимая, что плодами твоего труда будут пользоваться другие люди. Этому правилу — американский снайпер следовал всегда — и даже тогда, когда выбирал себе профессию в армии. Снайпер — это не обычный солдат, каждый его выстрел отличается осознанностью и тщательной подготовкой к нему….

Только свернув с дороги, он понял, что дело дрянь: дорога никуда не шла, и машину можно было утопить в любом месте. Значит, дальше ехать нельзя. Остановив машину, он попытался замаскировать ее, но бросил эти безуспешные попытки. Попытался продвинуться вперед… едва успел отдернуть ногу, невидима и жадная песчаная трясина отпустила ногу с сожалеющим чавканьем.

Ему ничего не оставалось, как занять позицию на единственной господствующей над местностью точке — на крыше своего пикапа. Так — он мог простреливать всю дорогу и часть населенного пункта. Пробираясь на любую другую позицию он терял минут десять. И засвечивал себя…

Хорошо, что на крыше был багажник — жесткая и надежная точка опоры. Этерли — расчехлил снайперскую винтовку Драгунова, зарядил ее и залег, накрывшись снайперской маскировочной накидкой…

А вот у Боряна — к этому времени уже глубоко и конкретно «играло очко».

Дело в том, что он никогда не участвовал непосредственно в «острых акциях». Да, была молодость — где-то там, далеко, настолько далеко и настолько давно, что это казалось нереальным. В этой молодости — было пиво из горла по кругу, были девчонки, которые давали просто так, по любви, а не за деньги, были жестокие драки, где один за всех и все за одного… и как то в этом, кажущемся теперь таким нереальным мире не было места деньгам. Нет, деньги конечно были — они рэкетировали первые свои ларьки и, буквально ошалев от первых, свалившихся как снег на голову денег прогуливали их в кафе с романтически-унылым названием «Встреча». Ликер «Амаретто» и спирт «Рояль» с высыпанными в бутылку пакетиками сухого сока Зуко или Инвайт — вот были времена, а? И всем им — было тогда по двадцать лет. Теперь — если ему нужна была женщина он ее просто покупал — а продавались в наши подлые времена все, вопрос в цене. Если надо было денег — он их зарабатывал, торгуя чем нельзя или мутя какую-нибудь аферу. Если надо было с кем-то разобраться — он кого-нибудь нанимал. И он уже не был готов рисковать… ничем не готов, тем более своей драгоценной жизнью. Те времена, когда они лихо ввязывались в драку, не думая о последствиях — ушли навсегда, оставив за собой черный гранит на кладбищах, с чеканными цифрами, в которую уложилась короткая и лихая жизнь тех кому не повезло — и находящая временами щемящая тоска и озверение — у тех, кто успел уехать. Сейчас они жили — кто в тихих и скучных городках Европы, кто в Израиле, кто в Латинской Америке, проигравшие солдаты социальной войны девяностых, и чего-то, непонятно чего ждали. И он — был из самых успешных, тех кто нашел место в жизни, устроился — теперь уде в криминальной иерархии новой страны. Вот только — дьявол всегда приходит за товаром. И он — принимает самые разные обличья.

Он согласился поехать в Ирак. В конце — концов — какого черта, если брать цифры, и например, вычислить такой необычный коэффициент как количество взорванных шахидами на душу населения — то в Ираке было не менее безопасно, чем в Израиле. Туда летали самолеты, в том числе и Эль-Аль, туда отправляли продукты питания в обмен на нефть и газ, а в последнее время Ирак и сам стал кое-чем торговать, туда даже ездили отдыхать любители экзотического и экстремального туризма. Страна как страна — просто тут есть проблемы с терроризмом, и они кстати решаются. Он нашел людей, которых оплатил не он, привычно отщипнул половину от полученного на оплату их услуг — после такого он конечно должен был лететь, откат — это альфа и омега всего, суть жизни «хомо постсоветикус», ни одна сумма — не должна была проходить, без своего куска. Ему показали фото его старого приятеля, сказали, какими делами он теперь занимается, попросили встретиться — почему бы не встретиться. Тем более, что и его приятель — наверняка такой же, занимается тем же самым и живет по тем же принципам. Почему бы и не договориться. Кто же знал, что корефан теперь — ломом подпоясанный. А в этом деле — смерть на каждом шагу…

Но когда получилось так, что он теперь был не главным — причем на место его поставили самым хамским, наглядным и болезненным способом — он понял, что надо дергать. Дергать и хрен с ними, с бабками. Даже если придется отдать — все равно, наживем еще. Наживем, накрысим, выдернем, вытащим. Он еще не до конца осознал, что вступил… точнее вляпался в игру, где деньги являются средством, а не целью. В такой игре — он был обречен.

Они ехали на юг в сторону Басры. На постах — их пропускали благодаря удостоверениям этих… не знаю, кого. Он не знал, настоящие эти ксивы или поддельные — но их было достаточно. Один из этих — сверялся с коммуникатором, где был забит маршрут.