Невский повернул на голос голову. Лежать приходилось только на спине. Но он тоже узнал в говорившем своего прежнего товарища по несчастью – Пшенко Юрия, солдата, которого оперировали с ним в один день, но в разных операционных. Потом они вместе лежали в палате реанимации. Помнится, Юрке тоже сильно досталось: ранение печени и кишечника, пришлось даже удалить часть поврежденных кишок. Потом их с солдатом разлучили, положив в разные палаты. Выходит, парня раньше переправили сюда на лечение. Сейчас он лежал на дополнительной пятой кровати, которая стояла прямо у противоположной стены у дверей. В палате совершенно не было свободного пространства. Но «в тесноте – не в обиде»!

Невский помахал ему рукой. Было радостно, что есть уже одна знакомая душа.

А мне сказали, что это офицерская палата, даже более того – для медиков. Ты-то как здесь оказался?

Меня, как привезли, надолго положили на полу в коридоре на носилках. Место искали. Я ждал-ждал. А потом я им такую устроил истерику, все врачи сбежались. Сразу решили найти мне подходящее место, вот сюда и положили с офицерами. И потом, я ведь тоже медик как-никак. Санитарный инструктор роты! – Он произнес это с такой гордостью, что Невский невольно улыбнулся.

Вспомнилось, что и в госпитале Кандагара Юрий не давал покоя врачам многочисленными капризами, а медсестер буквально доводил до «белого каления» своими криками, сначала слабым голосом, но потом все более громким и уверенным. Этот парень умел требовать к себе внимания. Впрочем, так, наверное, и надо поступать, когда речь идет о жизни и смерти? Какие уж тут нежности и стеснительность.

– Ну, что же, Юра, будем и дальше с тобой лечиться. Думаю, врачи здесь – настоящие профи. Вон сколько «нашего брата» на всех кроватях наложено. Докторам «раздолье». Набирайся, сколько хочешь, врачебного, а тем более – хирургического опыта! Ладно, я что-то очень устал. Пожалуй, подремлю немного.

Но уснуть никак не получалось – боль не на шутку разыгралась в раненой ноге, да и рука не отставала. Чтобы не стонать, приходилось крепко сжимать зубы.

Остальные раненые не обратили на новичка никакого внимания. Каждый был погружен в свою беду.

Вскоре в установившейся тишине явственно стал доноситься какой-то постоянный звук. Он продолжался на одной ноте, не прекращаясь ни на минуту. Выглядело это, как горловое пение (как-то удалось послушать чудо-певцов из Тувы), но сейчас человек не пел, а страдал, издавая звук «М-м-м-м».

Невский повернул голову вправо. Похоже, стонал раненый на самой крайней от него кровати, прямо у дальней стены с окном. Присмотревшись в уже сгущающихся сумерках, старший лейтенант ужаснулся. Человек, лежащий на этом месте, напоминал мумию: все его тело было забинтовано от горла до кончиков ног, лишь лицо оставалось открытым. Он был «распят», то есть лежал, раскинув в стороны руки и ноги, даже одеяло не укрывало несчастного. Офицер непрерывно и стонал.

«Это обожженный, – догадался Александр. – Он испытывает адские муки. Похоже, все тело превратилось в сплошную рану. Конечно, развилась ожоговая болезнь со всеми последствиями. Наверное, есть и ожог дыхательных путей. Удастся ли ему выжить? Тяжелый вопрос».

Из размышлений Невского вывели посетители, если можно так их назвать. Борис Владимирович привел с собой своего коллегу по Ленинграду – Владимира Михайловича. Они стали оживленно обсуждать дальнейшую тактику лечения. Как понял старший лейтенант, ему предстояло перенести еще несколько операций, в том числе по пересадке кожи. Необходимо было закрыть огромную рану на бедре и животе своей же кожей, взятой со здорового бедра. Александр невольно поежился, представив, как с него «живьем будут снимать кожу». Жуть!!

Врачи удалились. Уснуть уже не удастся. Стал вспоминать события этого дня. Удивительно, как много может произойти в течение всего нескольких часов. Еще утром он был среди своих друзей по Кандагарской медроте. Потом было прощание, полет на самолете, долгая езда на санитарном автобусе по узким улочкам Кабула. И вот, он уже в главном военном госпитале. Начинается новый этап его жизни…

Принесли ужин, значит, уже вечер. Тарелку с пшенной кашей и рыбными консервами, стакан с чаем поставили на прикроватную тумбочку со стороны раненой руки. Даже при всем желании Невский не смог бы это достать и поесть. Но есть не хотелось.

Обожженному офицеру еды не полагалось – его кормили питательными растворами через специальный зонд-трубку. Не стал есть и его ближайший сосед с забинтованными глазами. Сосед Невского старательно съел все содержимое тарелки, а Юрий лишь выпил чай.

Минут через тридцать тот же солдатик в грязно-белом халате собрал все тарелки и молча унес.

Да-а-а, видимо, здесь выживает сильнейший. Никто кормить с ложечки не собирается. Надо приспосабливаться. Невский решил завтра же попросить лечащего врача переставить свою тумбочку налево от кровати, тогда он хотя бы сможет сам «кормиться». Место имелось. Умирать от голода не хотелось.