Вспышка боли… хруст костей… чей-то крик и темнота…

– Безрассудство! Какое безрассудство!

Доктор Аригато Оэ гневался. Его породистое лицо уроженца Авалона налилось кровью, глаза сверкали, волосы были растрепаны – он то и дело запускал в них пятерню. Калеб молчал. Плечо и ключица, прикрытые биопластырем, уже не болели, от заживляющих препаратов, введенных киберхирургом, клонило в сон. Мысли в его голове кружились с ленцой, голос доктора жужжал словно надоедливая муха. Спорить с ним Калеб не собирался. Конечно, доктор Аригато побывал во многих диких мирах и не раз подвергался опасности, но все же истребление чудовищ не относилось к привычным для него делам. Что тут обсуждать, о чем спорить? Идущий с Охотником делит профессиональный риск, это неизбежно и не нуждается в объяснениях.

– Доктор Кхан едва не лишилась жизни! Вы, наш защитник, тоже! – Аригато, подчеркнув свои слова, яростно стукнул кулаком о ладонь. – И если бы это произошло, экспедиция была бы на грани срыва! Из-за каких-то земноводных тварей и вашей глупой бравады! Я мог потерять ценного специалиста, не говоря уж о защитнике! Мог остаться один на один с этим… этим… отродьем Монастырей! Вы понимаете?

«Боится монаха, – подумал Калеб. – И правильно; святому братцу спину не подставишь, в глаза не заглянешь – это уж совсем опасная затея… А вот о докторе Кхан лучше промолчим. Пустое дело о докторе заботиться, доктор наш – самостоятельная личность. Ей решать, куда и с кем идти, какие творить безрассудства, кого любить, с кем враждовать… И с кем умереть, если случится такая беда».

Он ощутил на плечах ее руки; долго, бесконечно долго они падали на камень под смертельным бичом, занесенным судьбой. Они могли сегодня умереть. Оба. Вместе. Он знал, что этого никогда не забудет.

Аригато Оэ смолк – кажется, был удивлен, что не слышит ни оправданий, ни возражений. Глаза Калеба скользили по лаборатории, по ее стенам и потолку – от окон, прикрытых силовой завесой, к полевому анализатору, к терминалу связи, боксам за прозрачными перегородками, сканерам и центрифугам. Анализатор работал – на его пульте мерцали огоньки, вращался, негромко пощелкивая, диск с образцами. На висевшем в воздухе экране мелькали неведомые Охотнику символы.

– Впредь я запрещаю вам… – начал глава экспедиции.

«Хватит», – решил Калеб и поднялся. Бывали у него разногласия с клиентами, но на всякий спор было и средство кончить дело миром. Изменить договор, или просто уйти, или условиться о компенсации… Последнее действовало безотказно.

Он шагнул к выходу, помедлил на пороге и прикоснулся к пластырю, закрывавшему грудь и плечо.

– Вы накачали меня лекарствами, сьон… хочется спать… Но утром я буду здоров и смогу отправиться за образцами в Яму. Помните, вчера вы об этом говорили?

Аригато Оэ замер с раскрытым ртом. Секунду-другую он пребывал в оцепенении, потом начал бормотать, поглаживая бородку:

– За образцами… значит, за образцами… Это важное задание, Охотник, и я рад, что мы пришли к согласию, очень рад! Утром я вас проинструктирую… нет, лучше я пошлю с вами Десмонда… Под вашей охраной он справится за пару часов… Так устроит, Охотник?

– Вполне, – ответил Калеб и покинул лабораторию. Спустившись вниз, он пересек вестибюль, где служанка Фейла протирала маленькие изящные столики и скамьи с резными спинками, бросил взгляд в окно на солнце, низко висевшее над морем, и направился в комнату Дайаны. Нагая, погруженная в целительный сон, она застыла на широком ложе. К левому боку девушки, там, где были сломаны ребра, присосался кибермед, похожий на маленького спрута с тонкими, чуть подрагивающими щупальцами. Кажется, лечение продвигалось успешно – красный огонек на корпусе прибора сменился зеленым.

На постели, скрестив стройные ноги, сидела Зарайя. Окутанная водопадом темных волос и неподвижная, как статуя; лишь взгляд ее перебегал с лица Дайаны на кибермед и обратно. Она не повернула головы, когда вошел Калеб.

Охотник уставился на женщину.

– Что ты тут делаешь?

– Жду. Ей нельзя быть в одиночестве. Проснется, захочет есть, захочет пить… захочет услышать чей-то голос… вспомнит про шатшаров, испугается… Нужно сидеть рядом.

– Не испугается, – заверил ее Калеб. – Не испугается, но хорошо, что ты с ней.

– Быть-есть время, когда женщина с мужчиной, и есть другое время, когда женщина с женщиной. Так надо. Я знаю, – сказала Зарайя и с опаской покосилась на кибермед. – Это… это живое?.. Оно светит разными огнями, подрагивает и иногда жужжит… Живое?

– Мертвое. Его придумали, чтобы лечить, и Дайана скоро будет здорова. Оно такое же, как создания из металла, что охраняют дом. Ты ведь их не боишься?

– Нет. Вы, люди с небес, заставили мертвое двигаться и делать то, что вам нужно. Носить грузы, летать, даже лечить… Я понимаю.

Кивнув, Калеб вышел в коридор, а оттуда перебрался в свою комнату. Веки его слипались, и чудилось, что окружающий мир погружен в непривычную тишину, лишенную запаха и вкуса. В этом таилась опасность, и он подумал, что не стоило вводить седативные препараты. В конце концов, боль была для него частым и привычным спутником.

Он вытянулся на постели и закрыл глаза. Что сделано, то сделано, и сожалеть ни к чему; завтра острота восприятия вернется.

Завтра… завтра он увидит Дайану…