Шрифт:
– Она умрет на столе, шансов один из ста, что выживет. Сам не возьмусь и вам запрещаю!
Катька на запрет наплевала, дозвонилась до главврача отделения, разбудив его посреди ночи, быстро обозначила ситуацию и потребовала разрешение на операцию.
– Она у вас умрет, Катерина Анатольевна, на столе. А отвечать мне придется. Вы пока еще никто, начинающий врач. Запрещаю. Если возьметесь, лично представлю докладную к вашему увольнению и лишению вас лицензии!
Катька осторожно положила трубку на аппарат. Посидела полминуты, задумавшись, и пошла искать анестезиолога. Она знала, как делать операцию, знала, что сможет, знала, что один-то шанс из ста есть, и не могла – не могла! – бросить этого ребенка!
Втихаря отдала распоряжение срочно готовить девочку к операции, без утайки объяснила родителям ситуацию и про шанс объяснила…
Заведующий ворвался в операционную ближе к утру, когда Катя уже зашивала больную.
– Что?! – потребовал отчета он.
Она спокойно доложила, как прошла операция, и главное на данный момент – ребенок жив, а дальше все зависит от реабилитационного периода.
Ее отстранили от работы, главный сказал в своем кабинете: «Дура!» – и отправил домой, ждать результатов проверки комиссии. Обошлось бы без проверки, но обиженный старший врач, дежуривший с ней в ту ночь, доложился в Минздрав.
Через две недели девушку вызвали на работу, поругали и тут же поздравили, предупредив на будущее «слушаться старших!».
– Если бы я их слушала, ребенок бы умер! – не смогла промолчать Воронцова.
Ее пожурили и попугали еще больше за такое проявление характера.
А девочка через три недели, держа маму за руку, вприпрыжку ушла из больницы! И жива до сих пор! И здорова!
Через полгода Катерина перевелась в другую больницу. Клиническую.
– Не! Любят, холят, лелеют! – отрапортовала Тимофею.
– Это хорошо. Ну, рассказывай, Кошка, как дела!
И рассказала и про рабочие проблемы, и про затопление, и как соскучилась и ждет его. Много чего рассказала, а вот про соседа…
А что про него рассказывать?
Попрощавшись и положив трубку, поняла, что первый раз о чем-то умолчала, не поделившись с Тимом.
Странно. Почему? Она никогда ничего от него не скрывала. Ни-ко-гда! Ни-че-го!
На следующее утро после конспиративного покидания Тимофеем ее квартиры, выходя на плановую «прогулку», Катька обнаружила маленькую записочку, засунутую за косяк двери.
«Жду тебя за углом дома».
Кто ее ждет, это не вопрос, а вот как попасть за угол дома, не вызывая подозрений у бдительных соседок, как раз вопрос!
Пока она спускалась по лестнице со своего четвертого этажа, все придумала.
И еще как здорово!
Бабульки уже водворились дружной компанией на скамейке возле подъезда, зорко ведя наблюдение за жизнью обитателей двора и с удовольствием обсуждая происходящие события.
– Доброе утро, – заученно-благовоспитанно поздоровалась Катя.
– Здравствуй, деточка! – обрадовались добровольные помощницы милиции и домоуправления.
Она воплощала для них идеального ребенка – послушная, тихая, серая, незаметная, необременительная, управляемая, выполняющая любые команды беспрекословно.
Красота! Ребенок – солдатик! Робот-исполнитель! Мечта взрослых!
– Читать будешь, – утвердила Евгения Ивановна.
«Мечта взрослых» дала сбой в программе, как можно искренне сообщив:
– Нет. Бабушка сказала, что мне надо больше двигаться и гулять. Сказала, чтобы я гуляла по аллее, до бульвара.
Товарищ Александрова – непререкаемый стопудовый авторитет. Подвергнуть отданный приказ сомнению, или – упаси бог! – проверить, звонила ли она и отдавала ли такой приказ! Та вы шо! Та лучше батьку продать!
На это и расчет!
Было понятно, что с этого момента все бабки двора станут зорко следить, чтобы она «гуляла», раз дана такая установка, и теперь присесть на скамеечку и почитать для Катерины, как говорится, без вариантов – тут же старушки напомнят, что ей надо двигаться.
И отменить приказ может только вновь поступившая вводная от Ксении Петровны.
Девочка, стараясь сохранять спокойствие и не торопиться, чтобы не вызвать подозрения, под перекрестьем провожающих ее взглядов прошествовала через двор в арку. Но, свернув за угол, рванула с высокого старта и налетела с разбега на Тимофея.
Он придержал ее за предплечье и протянул пирожок.
– На вот, поешь. А то худая, как кошка драная или сирота интернатская.
Она с благоговением, как реликвию, взяла двумя руками невиданное чудо из чудес! Пирожок был большой, горячущий, завернутый в шуршащую, пропитавшуюся маслом бумагу, и неправдоподобно вкусно, дурманяще пах!