– Колесо могло лопнуть само.

– Могло, да. Машину сегодня должны достать.

– Да как же ее оттуда достанешь, Саш?

– Пашка позвонил Рубану в областную экспертизу, тот говорит – есть умельцы. Достанут в лучшем виде, там и поглядим, какое колесо отчего лопнуло.

– Я слышал хлопок.

– Петя тоже слышал. – Панфилов снова потянулся к пачке сигарет. – Бросать надо… Виктора мы не спрашивали, понятное дело, а Петя молоток, не унывает, вот он отлично запомнил хлопок.

– Ну а я о чем.

– Могла, конечно, и шина лопнуть…

Панфилов вздохнул. Надо говорить, ничего не поделаешь.

– Саш, что?

– Да понимаешь, дело какое… – Панфилов бросил пачку на стол, засунул руки в карманы и принялся ходить по комнате. – Пару месяцев назад приходили двое типов. Они предлагали мне расширить фирму за счет вливания средств инвесторов, называли очень серьезную сумму, но… Мне они не понравились, понимаешь?

– Чего тут непонятного.

Чутье у Панфилова было звериное. Он умел оценить человека сразу, в долю секунды, просто взглянув на кого-то, он уже знал, что это за тип, как он живет, что у него за душой – а иногда, Панфилов боялся себе в этом признаться и никогда никому не говорил, – взглянув на фотографию, он даже знал, как этот человек пахнет. И всегда внутренне ужасался, когда его догадка оказывалась верной – а это было всегда.

Матвеев знал эту особенность напарника и всегда доверял его суждениям – хотя и он обладал неплохой интуицией, но до панфиловской ему было далеко.

– Ты потом пробивал их?

– Да. – Панфилов наконец закурил, открыв лоджию. – Ребята не то чтоб очень крутые, но за ними стоит серьезная фигура – имя Игнат Васильевич Кравцов тебе о чем-то говорит?

– А должно?

– Мальчишка! – Панфилов пыхнул дымом и стряхнул пепел в пепельницу. – Блаженный ты, Максимка, ей-богу. Вот дамочка эта, Ника Зарецкая, и ты – два сапога пара, оба – блаженные. Юродивые. Живете, как птицы небесные.

– И что?

– А ничего. Это я так, завидую, понимаешь… – Панфилов погасил сигарету и закрыл лоджию. – Надо же иногда и под ноги смотреть… хотя, конечно, натуру не переломишь. Кравцов – восходящая звезда, новый олигарх, но очень своеобразный. Вынырнул лет пять назад – то там, то сям встревал, никто его всерьез не принимал, потому что объекты он покупал все больше зряшные: там заводик какой-то умерший, одно название, там фабрику или домишко… в общем, мелкая рыбешка. А потом вдруг оказалось, что мелкая эта рыбешка организовала огромный холдинг, объединяющий в себе много разного, и повсеместно подминает под себя конкурентов. И так, знаешь, лихо это получается у него: многие мрут от несчастных случаев, и хотя всякий раз ничто напрямую не указывает на Кравцова, мы с Пашкой пробивали все фирмы и фирмочки, которые перекупали бизнес в регионах, – все они, так или иначе, входят в сферу влияния Кравцова, но не напрямую, конечно. И, как я понял, мы попали в поле зрения этого господина. Сечешь фишку?

– Но это два месяца назад было!

– Правильно. Они прозондировали почву и принялись собирать информацию. И поняли, что одного нужно убрать, а кого? И решили, что тебя заменить проще. Плохо домашнее задание выполнили.

– Может, и не они.

– Может.

Но было видно, что Панфилов уже выстроил в голове одному ему понятную цепочку. Со временем он добавит звеньев, чтобы и остальным стало все ясно, а сейчас его умозаключения представляют собой условие задачи и ответ. Решение предстоит еще написать, а на это нужно время.

– Пойти к этому Кравцову и…

– Уймись, Макс. – Панфилов иронично прищурился. – Даже не думай. Его и в лицо-то никто не знает, и где он окопался, поди узнай – но фамилия его всплывала уже не раз, и его люди действуют нагло и абсолютно безжалостно. Ладно, посмотри, как там у Ники дела, а я Ирине с посудой подсоблю, ей все это надо убирать, насвинячили…

Панфилов принялся собирать тарелки, вилки, складывать их, вспоминая, как когда-то они с Матвеевым вот так обедали в общаге – картошка с селедкой и то за счастье. А теперь можно себе позволить что угодно, деньги есть, а вот поди ж ты – давно так душевно не сидели, как сегодня, хоть и беда стряслась.

– Дядь Саш, да я сама.

– Ничего, Ириш, давай вот это отнеси, а я остальное. Вдвоем-то веселее.

Глядя на Иркины худые руки, Панфилов вдруг поймал себя на том, что жалеет девчонку, жалеет до боли – вот ведь горемыка, сначала отец умер, теперь с матерью беда… Александр был когда-то женат, но семейная жизнь не заладилась, и с тех пор он пребывал, как сам говорил, в поиске идеальной женщины. Со временем этот поиск превратился в калейдоскоп сменяющих друг друга девиц, словно размноженных на ксероксе, домой он приходил только ночевать, и то не всякий раз – разросшееся предприятие требовало постоянного внимания и контроля, и в свои сорок четыре года Панфилов считался завидным женихом – но сам он понимал, что поезд ушел, и, возможно, он так и не встретит свою женщину. Глядя на семейную идиллию Матвеева, он понимал, что если не так, то не надо никак, а «так» у него не получалось.

– Давай, я мою, ты вытираешь. – Панфилов повязал фартук и мужественно взял в руки губку и моющее средство. Посуду он мыл последний раз лет десять назад.

– Сковородку залить водой надо.

– Сейчас зальем. Ничего, вдвоем мы быстро управимся, а вечером поедем с тобой мамашу навестим. Хочешь?

– Семеныч сказал – нельзя…

– Кому нельзя, а кому и можно. – Панфилов подмигнул Ирке. – Не грусти, рыжая, все будет путем. Купим мамке цветов и поедем. Заметано?

– Ага. – Ирка улыбнулась. – Я так боюсь, что они возьмут и умрут обе… Марек держится, а только я вижу, что с ним творится; он, как Ника: внешне улыбается и шутит, а внутри все сгорает, и он сам сгорает. Ника такая же. Мама говорит, ее хоть каленым железом пытай, она улыбаться будет и глупости говорить, а что у нее в душе, про то и подумать страшно.