Однако не все авторы писем с просьбой о заступничестве просили о чем-то материальном или о том, что требовало от пастыря каких-то иных действий, кроме молитвы. Это важно, ибо демонстрирует, что люди, которые писали ему, интересовались не только конкретной помощью, которую он может предоставить, но ценили также его духовное благословение. Присущее его корреспондентам сочетание практичности и религиозности показывает, что для многих о. Иоанн не был только великодушным покровителем либо только человеком, обладавшим даром молитвы; он воплощал для них и то и другое. В мировоззрении его корреспондентов не было четкого и абсолютного разделения материального и духовного аспектов. Анализ писем предпринимателей к о. Иоанну показывает, что они ясно осознавали и материальные, и духовные стороны своей деятельности. Павел Барсков, который вместе с женой Елизаветой владел семейной фруктовой лавочкой на Моховой улице Санкт-Петербурга, писал: «Дорогой Батюшка осмеливаемся беспокоить Вас многогрешные Павел и Елисавета помолитесь перед престолом Всевышнего Создателя о нас окаянных и скверных т. к. я имею лавку и права торговли имею на себя а товар мне покупает дядя, а т. к. я средств никаких совсем не имея для того чтобы мог покупать товар сам по етому мы должны переплачивать дороже…» Однако Барсковы не развивают эту тему дальше; они даже не просят о. Иоанна, чтобы тот упрекнул строптивого дядюшку. Напротив, они продолжают так:

Конечно, не исключено и то, что чета Барсковых рассчитывала и на нечто большее. Возможно, они полагали, что о. Иоанн будет настолько растроган их стремлением принять Божью волю, что скорее станет молиться за них, нежели за кого-то, кто вообще не принимал ее во внимание. Однако финал письма, в котором они молят о снисхождении на их деятельность Божественной благодати, не характерен для большинства писем и свидетельствует, по меньшей мере, об определенной искренности.

Духовное значение молитвы о. Иоанна в особенности очевидно в тех случаях, когда люди обращались к нему, уже предприняв все сугубо практические шаги для достижения цели. Например, в 1901 г. Август Брилинский, лесной надсмотрщик, рассказал, что у его жены роман с крестным отцом их младшей дочери. Чтобы помочь Брилинскому разлучить жену с любовником, императрица ходатайствовала о его переводе на работу в Киев, и директор, B. C. Кочубей, обещал содействие. Какова же в данном случае была роль о. Иоанна? Молиться, чтобы перевод произошел как можно скорее, потому что Брилинский чувствовал, что для всех, а особенно для детей, необходимо как можно скорее выйти из этой ситуации{423}. Таким образом, даже в тех случаях, когда от о. Иоанна не ожидали практической помощи человеку, к нему обращались, чтобы произошло духовное освящение происходящего.

Иными словами, к пастырю тянулись те, кто осмыслял свою жизнь через православную веру, а таких в Российской империи было немало. Они стремились получить как материальную, так и духовную помощь, что особенно наглядно проявлялось, когда его просили ходатайствовать в судебных делах. В большинстве случаев просители утверждали, что их друзей обвинили несправедливо. Принимая во внимание, что по устоявшейся традиции важнейшая роль святого — восстанавливать справедливость, искоренять пороки и быть своего рода «заступником обездоленных», подобные просьбы свидетельствуют, что для тех, кто обращался к о. Иоанну, он стал святым уже при жизни{424}. Так, семья полковника Безбрыжого из Варшавы рассказала, как его ударил по лицу пьяный офицер, вернувшийся с пикника. Полковник дал сдачи, за что был приговорен к восьми годам каторжных работ на Сахалине. Безбрыжому оставалось служить всего один месяц, и он снискал любовь сослуживцев и командования; даже многие офицеры, знавшие о происшествии, были на его стороне. Хотя суд и последовал букве закона, о. Иоанн, как считал проситель, мог убедить императора проявить милосердие{425}.

Статус батюшки как святого заступника «маленьких людей» был актуален и за пределами православной общины. Католики, иудеи и мусульмане, жившие на территории Российской империи, также обращались к нему за помощью. Так, в феврале 1898 г. он получил прошение от Магомета Рахима Абдраимова и Ахмета Амирова, которые упоминали, что слышали от многих, как его молитвы могут спасти от несправедливого обвинения:

Естественность подобной просьбы отчасти объясняется тем, что мусульмане почитают Пресвятую Богородицу или, например, Св. Георгия Победоносца. Однако сам факт приведенного обращения к о. Иоанну показывает, что он уже стал «межконфессиональным» ходатаем и пересек границы между различными вероисповеданиями, оставаясь при этом православным. В самом деле, если вспомнить позднейшие обвинения пастыря в обскурантизме, стоит иметь в виду, что при жизни он не был таковым в глазах многочисленных представителей иных конфессий; они считали его беспристрастным духовным авторитетом. Из их писем явствует, что его уникальная харизма ценилась намного больше, чем сан православного священника. Так, Николай Шаншиев объяснял, что родился и крестился в армянскую (монофизитскую) веру, но не знал армянского и с детства ходил в Русскую (православную) церковь. Теперь он спрашивал совета о. Иоанна, не совершит ли он вероотступничество, если откажется от веры своих предков: «Откровенно Вам скажу, к другому я бы не так смело обратился с такою просьбой, но вы прежде всего убежденный, искренний последователь Божественного Христа, а затем уже православный священник. Я глубоко и искренно верю, что для Вас дороже спасти и наставить колеб. душу, чем исполнить миссионера обязанность»{427}.

Готфрид фон Дорн, восемнадцатилетний студент-лютеранин из Морского кадетского корпуса, выражал схожие чувства в своем письме от 1900 г. Узнав, что в православии семь таинств, тогда как в лютеранстве только два, он попросил о. Иоанна объяснить ему различие между двумя конфессиями. Он предупредил, что не видит необходимости обращаться в другую веру, поскольку считал, что все религии одинаковы, и добавлял, что пишет пастырю для того, чтобы получить объективную точку зрения: «У нас в корпусе нельзя об таких вещах разговаривать, ибо понятно все относятся пристрастно к той или другой стороне»{428}. Как видно из переписки, вопрос о переходе в другую веру был особенно тяжел для иудеев. Так, Лазарь Сац писал пастырю несколько раз, подчеркивая свое намерение стать истинным иудеем — и в то же время размышляя, не обратиться ли ему вслед за своим братом в другую веру. Особенно примечателен тот факт, что Сац, как и Шаншиев, ясно понимал, что о. Иоанн объективен и заслуживает доверия, и просил пастыря молиться за него в любом случае{429}.

Столь высокая оценка о. Иоанна неправославными верующими встречалась и за пределами Российской империи. Люди из самых разных уголков мира, начиная от Австрии и кончая США, не только вступали с ним в переписку, но и приезжали, чтобы познакомиться с ним лично. Французские адмиралы, священники англиканской церкви, немецкие туристы — все считали своим долгом посетить батюшку по прибытии в Россию. Один из учеников Томаса Эдисона даже записал его голос на пленку, так что и сегодня можно услышать устное приветствие пастырем епископа Николая с Аляски. Признание за рубежом только укрепило сложившуюся в России репутацию о. Иоанна как «всемирного феномена»{430}.