– Дорогой Антон Антонович, поверьте моему опыту, не стоит кричать на каждом углу, что у вас «шизофрения». Люди очень верят словам. Одно дело, кто-то о чем-то догадывается, и совсем другое, когда человек сам сообщает о себе подобную информацию. Кроме того, я думаю, что у вас нет этого заболевания.

– Да? – переспросил Антон Антонович. – А меня тут соседка спросила, милая такая женщина, в какой больнице я лечился, так что мне ей говорить?

– А вы изобразите недоумение. Не стоит обсуждать свое психическое здоровье с соседкой, даже если она милая женщина.

– А я уже ей говорил, что боюсь, что у меня шизофрения. И у Маши.

– А вы скажите ей, что пошутили.

– А она поверит?

– А вы так скажите, чтобы она поверила.

– Ладно, я попробую, – сказал Антон Антонович, сильно заикаясь. – Поверю вашему опыту.

– Эта наша последняя встреча, – сказала я, когда Антон Антонович приехал ко мне в следующий раз и заявил, что опять хочет поговорить со мной о коммунизме, – так что слушайте меня внимательно и отвечайте строго на мои вопросы. Отвечайте совсем коротко.

Мой постоянный клиент хотел что-то возразить. Но я встала за его спиной и скомандовала:

– Сидите спокойно, отдыхайте. Теперь отвечайте. Вы сильно любили своего отца?

– Сильно.

– Сколько вам было лет, когда вы узнали, что ваш отец коммунист?

– Шестнадцать.

– Отец советовал вам стать коммунистом?

– Нет. Он собирался поговорить со мной, когда мне исполнится двадцать один год.

– Он не считал вас достаточно взрослым для такого разговора?

– Думаю, да.

– Отец при жизни относился к вам как к ребенку?

– Да.

– Отец относился и к вашей матери тоже как к ребенку?

– Скорее, да.

– Что вы почувствовали, когда вам исполнился двадцать один год?

– Ничего. Я чувствовал себя больным.

– Сейчас вы здоровы?

– Да.

– У вас родился здоровый ребенок?

– Да.

– Вы часто видите отца во сне?

– Да.

– Вы видите себя во сне ребенком?

– Да.

– Вам уже давно исполнился двадцать один год?

– Да.

– Сейчас вы чувствуете себя взрослым?

– Да.

– Подумайте и примите решение: вы хотите быть коммунистом?

Последовала пауза. Лоб Антона Антоновича покрылся испариной.

– Нет.

– Ваш отец хотел, чтобы вы приняли это решение сами, самостоятельно, когда вам исполнится двадцать один год и вы станете взрослым. Вы сделали то, что хотел ваш отец.

– А что он от меня хотел? – спросил мой постоянный клиент.

– Чтобы вы приняли решение, став взрослым. И вы его приняли.

После этого случая Антон Антонович звонил мне всего пару раз: советовался о школьных делах дочки. А потом исчез из моего поля зрения.

Однажды вечером я шла с работы пешком, когда меня окликнул по имени элегантно одетый мужчина. Мужчина был в шляпе и темных очках, и я не сразу поняла, кто это.

Сначала мне даже показалось, что мужчина – иностранец, но он обратился ко мне по-русски, и я с удивлением обнаружила, что передо мной стоит Антон Антонович собственной персоной! Он сильно изменился. Я сама, встретив его на улице, ни за что бы его не узнала! Теперь же скорее можно было подумать, что передо мной стоит его двойник или брат-близнец. Спокойный, невозмутимый, ироничный и элегантный! Совсем не похожий на прежнего Антона Антоновича: беспокойного, неуверенного в себе человека, в бесформенном свитере, с довольно сильным заиканием. Но вместе с тем трогательного и искреннего!

Новый Антон Антонович не выглядел ни трогательным, ни искренним.

Мы поздоровались. Потом посчитали, сколько времени не встречались. Оказалось, что лет семь. Антон Антонович сказал, что жена и дочь здоровы, и у них все в порядке. Держался он официально и, как мне показалось, напряженно. Больше говорить было не о чем, я чувствовала какую-то неловкость и решила попрощаться. Но Антон Антонович задержал меня.

– Знаете, – сказал он, – в некотором смысле вы были моим учителем. Но я должен перед вами извиниться, – вдруг сказал он, без всякого перехода и резко меняя свой тон на более официальный.

– Ну, это совершенно ни к чему, – ответила я, – да вроде и не за что. До свидания!

Я почему-то почувствовала себя обманутой.

– Я обманул вас, – вдруг тихо произнес он, и я невольно остановилась, настолько мое собственно ощущение совпало с тем, что я только что услышала.

– Я никогда не лечился в психиатрической клинике, – продолжил Антон Антонович холодным тоном, – и никогда не эмигрировал из Италии. И мой отец не был коммунистом. Я вам соврал. Я говорю вам это сейчас, потому что мы с семьей уезжаем жить за границу. Навсегда. Мне предложили там интересную работу.