— Что это значит?! — рявкнула Чернышёва.

— Чего ты, чего? — левретка попятилась.

— Что значит «станет настоящей собакой»?

— Откуда мне знать? Я всё слушала, слушала — надеялась, что она объяснит. Но тут появился этот Аглик и объявил, что церемония переносится на завтра… Кстати, знаешь, кого я там встретила? Ни в жизнь не поверишь! Бабаха — пуделя Ленки Арбузовой! Он мне глазки строил, представляешь? Я от стыда чуть сквозь землю не провалилась! Помнишь, мы его дразнили: «Бабах в гарнитуровых штанах», когда Ленка его постригла? Да-а… Сейчас у них там пир горой, а мы… У меня такие планы на вечер были… — у Юльки вдруг затрясся нос.

— Не плачь, — настала Ладина очередь успокаивать подругу. — Мы что-нибудь обязательно придумаем. Говоришь, завтра у них продолжение?.. Значит, мы вернёмся и будем молить мадам о прощении.

Но этому не суждено было сбыться. Для новоиспечённых таксы и левретки всё только начиналось…

ГЛАВА 7

В плену

А в городе всё шло своим чередом. Вечернее солнце светило, не жалея сил, как волшебник, превращая снег в ручьи. Рабочий день на птичьем рынке подходил к концу. Продавцы сворачивали свой лающий и мяукающий товар.

Если бы случайный прохожий обратил внимание на двух собак, бегущих между прилавками трусцой, он наверняка бы пришёл в замешательство.

Одна почти не вызывала подозрений — семенила бодро, на ходу роясь носом в мусоре и с явным наслаждением распугивая воробьёв. Завидев лужу, собака останавливалась и подолгу рассматривала в ней своё отражение. Другая же трусила через рынок, поминутно оглядываясь, чихая и зажимая хвост между лапами.

— Смотри! — Юлька встала как вкопанная.

Невдалеке у мясной лавки околачивалась свора дворняг. Псы с клочьями свалявшейся шерсти на боках ловили носами пьянящий колбасный дух. Облезлые, они с тоской заглядывали в оконце. Вдруг из него высунулся розовощёкий мясник и швырнул в сугроб кусок требухи. Рыча и отпихивая друг друга, собаки с жадностью набросились на подачку. Почуяв новеньких, они заворчали и оскалили зубы, а самая мелкая залилась истеричным лаем.

— Давай обойдём, — левретка поёжилась. — Не знаю, как ты, а я чувствую себя без штанов, мягко говоря, неуютно. Такое ощущение, что все на меня пялятся.

— В шкуре чау-чау было бы потеплей, — согласилась такса. — Как думаешь, нам завтра сильно в школе влетит?

— А то! — Юлька ещё раз с омерзением обнюхала себя.

— Гляди, какие экземпляры! — пробасил кто-то сверху.

Заболтавшись, подруги не заметили, как очутились в собачьем ряду. Задрав морды, они увидели толстого мужчину в меховом тулупе. Мужчина схватил Ладу за шкирку. — Без ошейника! Ты чья, красотка?

— Отпустите меня! — Чернышёва неистово закрутилась в руках у хама.

— Мерзавец! — Собакевич яростно вцепилась ему в ногу.

— Сашка, оттащи эту бешеную — валенок прокусит!

Кто-то бесцеремонно поднял левретку вверх тормашками прямо за хвост.

— Сажай сюда скорее! — мужчина распахнул дверцу клетки, и собаки оказались в заточении.

Обезумев от ужаса, они принялись бросаться на прутья.

— Смотри, Петрович, какой темперамент! — восхитился Сашка.

— Пожалуй, ценный товар — как шерсть-то блестит.

— Спрячь их пока. Псины хозные, породистые, не ровён час, искать их начнут.

— Пускай! — отмахнулся Петрович. — А я объявленьице дам: нашёл, мол, собачек. Хотите, чтоб вернул, выкуп пожалуйте. Мужик я не жадный: пятьсот с носа — и вот они, ваши питомцы любезные.

— Это вымогательство, — покачал головой Сашка.

— Не суди да не судим будешь, — сказал Петрович, с нежностью укутывая клетку грязной тряпкой. — Пойду я, хорошо сегодня поторговали.

— Отпустил бы ты их. Чует моё сердце, горя с ними нахлебаешься…

— Не каркай!

— Ну вот мы и дома, — мужчина вынул из кармана увесистую связку ключей. — Сейчас устрою вас по высшему классу!

Сквозь зарешёченную дверцу в сумерках собаки разглядели старый сарай. В дощатых стенах чернели дыры, крыши не было и в помине — только редкие клочки соломы прикрывали полусгнившие балки.

— Ничего не скажешь — шикарный отель! — ухмыльнулась Юлька.