Он не только был известен научными достижениями, но и считался лучшим на то время специалистом по стиранию памяти. В течение тринадцати лет Боланд работал на правоохранительные органы, исправляя – если так можно выразиться – тех, кто был склонен к противоправным поступкам.

В конце концов он оставил эту работу, а позднее начал выступать против подобной практики. Я нашла запись его выступления перед одной из судейских ассоциаций – примерно через год после того, как он прекратил сотрудничать с органами.

«Это равносильно убийству, – говорил он. – Мы уничтожаем личность и заменяем ее другой, созданной исполнителем наказания. Мы вживляем ложную память, не оставляя от человека ничего. Вообще ничего. Он становится мертв, так же как если бы его сбросили с самолета».

Но ведь Боланд занимался этим тринадцать лет. И если он так думал, то почему не отказался от сотрудничества раньше?

«Я считал свою работу полезной, – говорил он в одном из интервью. – Она меня вполне удовлетворяла: я думал, что устраняю преступные наклонности человека и заменяю их другими, в результате чего и он, и окружающие становятся счастливее. Я очищал улицы от преступников, возвращая обществу добропорядочных законопослушных граждан. Процедура была безболезненной – мы заверяли каждого, что все будет хорошо и к обеду он снова вернется в мир. Так я им и говорил: „К обеду ты будешь на свободе“. А потом, да поможет мне Бог, я забирал у них жизнь.

Я не могу ответить на вопрос, почему я так поздно осознал суть содеянного мной. Если меня решат осудить, то, надеюсь, ко мне отнесутся снисходительнее, чем я относился к другим. Сейчас я могу лишь настоятельно просить о рассмотрении закона, запрещающего эту варварскую практику».

Дня через два после того, как я ознакомилась с биографией Боланда, мы пригласили на ужин нескольких клиентов. Когда все закончилось и они ушли, мы с Алексом остались, рассчитывая пропустить по стаканчику на ночь в «Вершине мира». Мы уже собирались уходить, когда мне позвонила Марсия Кейбл:

– Чейз, вы просили с вами связаться, если случится что-то необычное, имеющее отношение к рубашке Мэдди.

Мы созерцали раскинувшийся за окном ночной Андиквар – оживленное движение в небе, две реки, полные огней, сияющий город.

– Да, – рассеянно ответила я. – В чем дело?

– Приходил человек, чтобы взглянуть на рубашку. Только что ушел. Чертовщина какая-то.

– В смысле? – спросила я.

Алекс знаком велел включить громкую связь.

– Он сказал, что хочет ее купить. Предлагал кучу денег. Почти втрое больше, чем я за нее заплатила.

– И?..

– Я сомневалась, продавать или нет. Если честно, Чейз, у меня было такое искушение. Но он передумал, когда взглянул на рубашку.

Марсия знала толк в деньгах. Она училась в лучших школах, вышла замуж, чтобы получить еще больше денег, была опытной наездницей и занималась покупкой разоряющихся фирм, которые вновь ставила на ноги. У нее были рыжие волосы и темные глаза, и она терпеть не могла возражений.

– Он отказался от покупки? – спросила я.

– Да. Сказал, что это не совсем то, чего он ожидал, и что вещь не вполне впишется в его коллекцию. Ну или что-то в этом роде. Поблагодарил меня за потраченное время, повернулся и ушел.

Алекс поздоровался и извинился за то, что вторгается в нашу беседу.

– Марсия, – сказал он, – вы говорили, что он разглядывал рубашку. Он держал ее в руках?

– Да, Алекс. Держал.

– Не мог ли он ее подменить?

– Нет. После того разговора с Чейз я не сводила с него глаз. Мой муж тоже присутствовал при этом.

– Ладно. Хорошо. Как его звали?

Последовала пауза и писк автоматического секретаря.

– Бэйк Туми.

Алекс покачал головой – это имя он слышал впервые.

– А как он узнал, что рубашка у вас? Вы спросили его об этом?

– Думаю, о рубашке знали все. Я рассказала о ней большинству подруг и надевала ее, когда участвовала в шоу Терри Макилхенни.

– Это та запись, которую вы прислали?

Я видела ролик в очереди сообщений, но так и не успела его посмотреть.

– Да. – Марсия соображала, стоит ли ей демонстрировать волнение. – Я подумала, что он пробует выяснить, где мы ее храним. Чтобы потом украсть.

– Надеюсь, мы не беспокоим людей без причин, – сказала я Алексу так, чтобы не слышала Марсия.

– Я спросила его, – продолжала она, – знает ли он вас, Алекс. Он сказал, что знает.

– Как он выглядел? – поинтересовался Алекс.

– Молодой парень, не слишком высокий, лет двадцати пяти. Темно-рыжие волосы, короткая стрижка, одет слегка старомодно.