За физические данные Валентина мы меж собой называли Мужиком.

…Нового учителя нам представляли завуч-историк Раскладной (на фронте горел в танке, и в полевом медсанбате ему потом ампутировали ногу выше колена, отсюда и весьма своеобразная походка на протезе, и прозвище) и наша «классная», НДП — Нонна Дмитриевна Перова, математик. Затем они удалились. Физик же — он действительно оказался высок, с ежиком темных волос, на который наступали обозначившиеся залысины, толстоносый, крупноротый и тонкошеий, — принялся знакомиться с нами персонально, зачитывая фамилии по журналу. Открывал список Асмолов.

Валерка встал из-за первого стола у окна, куда был водворен в одиночестве, дабы постоянно находился на учительских глазах и поменьше мешал одноклассникам, и гулко выдохнул: «Я!»

— Ни х… хрена себе! — поразился Лужкин, глядя на Смолу снизу вверх, а мы заулыбались: и без того высоченный дылда заметно подрос еще! Оказалось, он сложил под столом стопкой учебники, присовокупил дневник и тетрадки, а потом взгромоздился на верхотуру.

Фокус, правда, тут же был разоблачен. Физик погрозил прикольщику пальцем и строго предупредил:

— Чтоб больше подобного… Никогда! Я глупых шуток не терплю!

Кому бы сказал — ну только не Валерке. Для него это все одно, что перед носом быка красной тряпкой помахать.

— Зато я обожаю, — хамовато заявил Смола и как бы в подтверждение осведомился: — Так, судя по наколочкам, к нам сразу из зоны? И по какой статье чалились? Случаем, не за гомосексуализм?

Не знаю, как в той ситуации нужно было ответить Лужкину, дабы не уронить еще и не завоеванного авторитета. Вот, когда годом раньше, Асмолов, на уроке истории, поинтересовался у Раскладного, действительно ли Ильич номер один в молодости переболел сифилисом, отчего у него потом и не было детей, мудрый историк выдержал небольшую паузу и затем отчеканил:

— По поводу вензаболеваний вождя сведениями не располагаю. Также весьма удивлен, Валерий, твоей некомпетентностью в вопросах полового воспитания. Да будет тебе, наконец-то, известно, что по законам природы мужчины к деторождению не способны. Кстати, какой-то эксцентричный богач-американец завещал весьма крупную сумму тому, кто это опровергнет на практике. Так не сам ли родить планируешь, дабы без лишних хлопот в миллионерах прописаться?

— Да я ж совсем не про то! — возмущенно возопил осмеянный Смола. — Вы же все с ног на голову перевернули!

— А ты в следующий раз выражайся точнее, — под общий хохот заключил историк. Хохмачу-неудачнику оставалось заткнуться в тряпочку.

…Нет, экзамена на авторитет физик не выдержал. Физиономия нового учителя на глазах порозовела, и он зло рявкнул:

— Я хамства не потерплю! Немедленно вон из класса, и чтоб без родителей не возвращался!

В настороженной тишине Валерка попихал учебники и тетради в сумку. Уже от двери оскорбленно заявил:

— А тыкать мне нечего — свиней вместе не пасли. И вообще: я тоже могу вас Славиком обозвать, однако ж этого не делаю… В силу врожденной интеллигентности…

Ах, стервец! Ведь и правда нахамил, но в итоге как обставился!

— Белочкин… — продолжил физик персонально-журнальное знакомство.

Завершив чтение наших фамилий, объявил новую тему: «Трансформация переменного тока». Материал объяснял, подглядывая в учебник и еще в какое-то пособие. Дважды сбивался. Вообще впечатление было такое, будто бы урок он ведет — впервые в жизни. Под занавес занятия Мужик не выдержал и без обиняков высказался, что физик неверно толкует про изменение ЭДС самоиндукции в обмотках трансформатора при размыкании одной из них.

Педагог недовольно окоротил «ничтоже сумняшегося»:

— Эт-то… Как тебя там? Ага, Путивлев… Так вот, запомни, Путивлев: всякий выкрик с места есть нарушение учебной дисциплины. Посему на будущее требую меня никогда не перебивать, и вообще… Когда станешь директором школы, тогда и… критикуй! Относится ко всем!

Валентин скептически буркнул под нос: «Поживем — увидим»…

Асмолов в тот день на занятиях больше не появился, а назавтра конфликт меж ним и Лужкиным гасила НДП.

— Смола, конечно, в своем амплуа, — рассуждал после того урока склонный к философствованиям Путивлев. — Но и физик тож негож: столь тупорыло себя с первой же минуты подать! За дверь выгнать — ума много не надо, а ты вот попробуй сразу расположение класса завоевать. Тогда — да: Макаренко, Сухомлинский!

— Так, может, он просто растерялся? — посомневался я. — Это НДП или Раскладной четко знают, чем наш клоун дышит и чего от него ждать.

— А Маше-растеряше вообще в педагогах делать нечего! — отрубил одноклассник. — Ну, а как специалист, он вообще… Такую пургу пронес — тьфу! — и выругался.

— Да уж… — включился в наш разговор Сережка Данченко по прозвищу Хрящик (почему так — никто давно не помнил). — Объясняет он точно «не фонтан». Вдобавок, судя по способу затыкания ртов, мозги у него запроектированы навроде диода: с односторонней безвариантной проводимостью. Или как ниппель: туда дуй, оттуда х…, и меня не критикуй…