– Вряд ли. Он был добрейшим созданием. За что сестра и полюбила его. Полная противоположность нашему отцу. Милый, спокойный. Торговал обувью. То есть ею торговала его компания. Он, конечно же, возглавлял дело. Но подумайте сами – продавать мужские ботинки! Признайтесь, что и вам при всей вашей фантазии не придумать более скучного занятия.

Я был склонен с ней согласиться.

– Расскажите мне о телохранителе отца, – попросил я. – Он всегда имел личного охранника?

– Нет, не всегда.

– Значит, завел недавно?

– Месяца три назад. С тех пор как закрутилась кутерьма вокруг «Тек Кью-Экс».

– Что это?

– Тайваньская компания, производящая микрочипы, которую ему захотелось купить.

– А чем она знаменита?

– Я в этом ничего не понимаю. Знаю только, что поднялся большой шум, вот и все.

– И причина вам не известна?

– Нет, разумеется.

Мне следовало сменить тему разговора. Я понимал, что могу получить у экспансивной Лиззы лишь ограниченный объем информации. И перевел разговор в прежнее русло:

– Давайте вернемся к вашей сестре. Как вы считаете, могла она или ее муж оказаться втянутыми в нечто, из-за чего их жизни подверглись опасности?

– Моя сестра? Никогда! Вы не там ищете авантюристов. В нашей семье рискуем только мы с папой. А Хироши и Эйко никогда ни во что не вмешивались.

– Видимо, ваш отец ошибался, предполагая, что я смогу узнать у вас нечто полезное, – заметил я, уже не скрывая разочарования.

Лизза восприняла это по-своему. Остатки легкомысленной прожигательницы жизни улетучились. И она заговорила совсем тихо:

– Не всегда легко догадаться, что у папы на уме. Вам это следовало понять с самого начала.

– Ах вот как!

– Да. Но это не повод для беспокойства. Поступайте, как я. Не обращайте на него особого внимания, и вы прекрасно поладите.

– Очень ценный совет, спасибо.

Лизза вдруг посмотрела на меня пристально и серьезно.

– Скажите, Джим-сан, у вас уже есть подозрения, что же на самом деле произошло?

– Я только начал расследование, но полон решимости довести его до конца. И полиция тоже. Они бросили на это большие силы.

– Хорошо. Но не забывайте, что папа избрал именно вас. А если он в чем-то по-настоящему разбирается, так это в людях. Отец рассчитывает, что вы найдете убийцу, и я в вас тоже верю.

А затем неожиданно наш разговор закончился. Вполне в духе своего отца Лизза внезапно поднялась и протянула мне правую руку для пожатия, держа большой палец оттопыренным, а ладонь дощечкой, как делают многие женщины, когда хотят выглядеть настроенными по-деловому.

Мы с Эберсом тоже встали, по очереди пожали ее руку и проводили к выходу из магазина.

Увидев ожидавшую ее машину, Лизза замерла.

– Знаете, я, наверное, уже никогда не смогу сесть в этот лимузин и не вспомнить тот день, который мы провели на пляже с сестрой и ее детьми.

И опять закапали слезы, и снова защелкали фотоаппараты. Но надо отдать ей должное, на сей раз Лизза не стала заигрывать с прессой, а с гордо поднятой головой быстро приблизилась к автомобилю и села на заднее сиденье.

Когда огромный лимузин влился в поток транспорта, мной вдруг овладело тревожное чувство, что я слишком быстро отпустил ее. Было упущено нечто важное. Или хуже того – она сама не позволила мне добраться до некой сути, поспешно завершив беседу.

Лизза прибыла ко мне, преследуемая сворой репортерских гончих. А я отправил электронное письмо Ноде, чтобы направить по ее следу гончих другой породы.

Ответ от Ноды не заставил себя ждать. От него мне снова сделалось не по себе, хотя и по иной причине.

Около полуночи я стоял у окна и смотрел на мост «Золотые Ворота», чей силуэт был ясно виден даже сквозь пелену тумана, когда зазвонил телефон. У меня вообще вошло в привычку подолгу любоваться мостом. Он сделался важной частью моей жизни. При виде него какие-то струны начинали вибрировать во мне, вызывая смутные, необъяснимые ожидания. Именно поэтому я и снял эту квартиру, несмотря на тесноту и явно завышенную арендную плату.

Телефон продолжал звонить. Дженни ночевала наверху, и я не беспокоился, что шум разбудит ее.

– Броуди слушает.

– У меня есть новости, – произнес Нода по-японски.

Кунио Нода неизменно разговаривал, используя короткие рубленые фразы. Даже по телефону чувствовалось, что главный сыщик «Броуди секьюрити» полон энергии и решимости хорошо натасканного бойцового пса. Обаяния в нем было не больше, чем в булыжнике, а неразговорчивость граничила с нелюдимостью. У него было плоское лицо, пронзительный взгляд и широченная грудь при росте в пять футов шесть дюймов, и люди машинально уступали этой бочкообразной фигуре дорогу, встретившись с ней на узком тротуаре. Под широким, вечно нахмуренным лбом одна из бровей почти полностью отсутствовала, став жертвой ножа сутенера из якудзы, совершившего когда-то тщетную попытку порезать детективу лицо. Понятно, что шрам не добавлял Ноде внешней привлекательности, и он мог легко сойти за бандита, если бы не глаза, по выражению которых внимательный наблюдатель мог заключить, что человек этот, в сущности, добрый.