– Встать можете? – спросила она.

– Я же пришел сюда сам.

– Тогда идите за мной. И постарайтесь воздержаться от глупых поступков. Иначе пребывание здесь окончится для вас очень скверно.

– Чего вы от меня хотите?

– Это мы должны обсудить в другом месте.

– Мне и здесь хорошо.

– Торн, хотите оказаться в Департаменте по борьбе с терроризмом? Устроить это легче легкого. Там очень обрадуются.

Ана завела его в комнату, которую он помнил еще с первого визита в особняк инквизиции, – с полками вдоль стен, набитыми распухшими от бумаг папками. Дверь в комнату закрывалась герметично. Заперев ее, Ана извлекла из ящика стола тонкий серебристый цилиндр размером с сигару. Встала в центре комнаты, держа его в руке, медленно повернулась. Крошечные красные огоньки на цилиндре постепенно сменились зелеными.

– Прослушки нет, – объявила Ана после того, как огоньки пробыли зелеными минуты три-четыре. – В последнее время приходится соблюдать особую осторожность. Пока я была на корабле, мне подсадили жучок.

– Много сумели узнать?

– Нет. Это было примитивное устройство, оно сломалось еще до моего возвращения. Но затем появился второй жучок, уже сложнее и надежнее. Торн, я не хочу рисковать.

– И кто же поставил жучок? Другой департамент?

– Возможно. Мог и наш департамент. Я обещала ему голову триумвира на блюде и не доставила. У кого-то могли родиться подозрения.

– Но теперь-то инквизиция взяла меня.

– Да, хоть какое утешение… Ох, черт!

Ана будто лишь сейчас заметила, в каком он состоянии.

– Боже, что они с тобой сделали!

Из другого ящика стола она вытащила небольшую аптечку. Капнула дезинфицирующим средством на ватный тампон, прижала его к рассеченной брови.

– Больно! – сообщил Торн.

Ее лицо было так близко – он различал каждую пору. И мог спокойно, без вызова заглянуть ей в глаза.

– Да. И еще будет. Сильно избили?

– Не сильнее, чем твои друзья этажом ниже. Думаю, жить буду. – Он поморщился. – Но действовали они, мягко говоря, бесцеремонно.

– Специальных распоряжений им не давали. Они проводили обычное задержание. Я извиняюсь, но иначе нельзя. Если бы просочился хоть намек на инсценировку твоего ареста, все пошло бы насмарку.

– Ты не против, если я присяду?

Она пододвинула к Торну стул.

– Мне жаль, что пришлось пострадать и другим людям.

Торн вспомнил, как избивали гнилозубую женщину.

– Ты не могла бы удостовериться, что всех задержанных отпустили?

– Надолго никого не задержат.

– Ана, для меня это важно. Люди не должны пострадать из-за того, что оказались зрителями на моем спектакле.

Ана добавила дезинфектанта на вату.

– Торн, если наш план не сработает, люди пострадают гораздо сильнее. Никто по своей воле не сядет на шаттлы, если не поверит тебе. Немного боли – невысокая плата за выживание.

Будто в подтверждение своих слов она прижала тампон к брови. Торн охнул.

– Как-то это попахивает цинизмом. Наверное, ты слишком много времени провела с ультра.

– Торн, я не ультра. Они использовали меня, я использовала их. Это не уравнивает меня с ними. – Ана захлопнула аптечку, вернула в ящик и с лязгом его задвинула. – Постарайся об этом не забывать.

– Извини. Просто совесть гложет… Мы же обращаемся с людьми как с овцами, гоним куда-то, хоть и желаем им добра. Не верим, что они сами способны о себе позаботиться.

– У них нет времени на самостоятельные решения, в этом-то и беда. Я бы и рада организовать эвакуацию мирно, без насилия и обмана. Мне тоже не нужны пятна на совести. Но без насилия и обмана не обойтись. Думаешь, люди торопились бы загрузиться в шаттлы, если бы знали в точности, какого рода спасение их ожидает? Веселая альтернатива: оставаться на обреченной планете или перебраться на субсветовик, который изуродован жуткой болезнью и захвачен психопатом и убийцей. А еще добавь тот факт, что на борту поджидает триумвир Илиа Вольева, жупел и объект ненависти всего Ресургема. Думаю, большинство людей сказало бы: «Спасибо, не надо».

– Но, по крайней мере, это было бы их личным решением.

– Да. И это бы нас очень утешило при виде того, как они горят вместе с планетой. Ты уж извини, но я поведу себя как последняя сука, а про этику поразмыслю потом, когда спасем хоть кого-нибудь.

– Даже если план сработает, всех не спасем.

– Я знаю. На планете двести тысяч. Если начать прямо сейчас, увезти сможем всех как минимум за полгода. Хотя реальный срок – год. А то и больше. Думаю, план можно считать удавшимся, если спасем хотя бы половину.

Ана потерла щеку, устало, обреченно посмотрела на Торна:

– Я стараюсь не думать о том, насколько худо все может обернуться.

На ее столе зазвонил черный телефон. Хоури выждала пару секунд, глядя на серебристый цилиндрик. Огоньки на нем остались зелеными. Тогда посмотрела на Торна, приложив палец к губам, и сняла тяжелую черную трубку:

– Виллемье слушает. Надеюсь, вы по важному делу? Я допрашиваю подозреваемого по делу Торна.

Слушая, Хоури вздохнула, прикрыла веки. Торн слов не различал, но интонации улавливал – и в них слышалось отчаяние. Кто-то явно пытался объяснить, отчего дела пошли наперекосяк. Голос стал громче, приобрел визгливый оттенок и вдруг умолк.