– И что ты предлагаешь?

– Подумать о невозможном. А вдруг Силвест откликнется на просьбу о помощи? Ты же говорила, что матрица Гадеса старше ингибиторов. Может, она в некотором смысле и сильнее их. Прибывший с Гадеса объект отпугнул черные машины. Силвест провел в матрице огромнейшее субъективное время. В его распоряжении архивы целой культуры, летавшей среди звезд и манипулировавшей ими.

– Торн, я уже говорила, но ты, похоже, не воспринял. Легкого пути в матрицу Гадеса нет.

– Я помню твои слова. Но ведь путь существует! Чтобы пройти его, нужно умереть.

– Ага, всего лишь! Нет, Торн, второй раз я по этому пути не пойду – ни в нынешней жизни, ни в следующей.

Торн потупился, лицо превратилось в непроницаемую маску. Он что, разочаровался? Или так и не понял? Ему ведь даже не вообразить, каково это – падать в Гадес, ожидая страшного конца. Однажды Ане Хоури повезло, она воскресла благодаря Силвесту и Паскаль. Но повторится ли такая милость? Воскрешение потребовало немалых вычислительных ресурсов матрицы, и те, кто санкционировал процедуру – кем бы они ни были, – могут не допустить ее повторения.

– Торн… – начала Ана и испуганно умолкла.

По ее лицу побежали розовые и голубые сполохи.

Торн выглянул наружу:

– Будто гроза вдалеке. Я эти огни замечаю всякий раз, когда прохожу мимо иллюминатора. Они в плоскости эклиптики, в том же секторе неба, что и машина ингибиторов. А когда мы вылетали, ничего подобного не было. Примерно полсуток назад началось. Вряд ли это оружие ингибиторов так полыхает.

– Может, наше оружие? Илиа?

– Она же сказала, что даст нам отсрочку!

Действительно, Вольева пообещала не применять артиллерию в ближайшие тридцать дней, а может, и дольше, в зависимости от успешности эвакуации.

– Что-то непредвиденное? – встревожилась Ана.

– Или она солгала, – спокойно заметил Торн.

В сумраке он снова притронулся к руке Хоури, провел пальцем от кисти к развилке между средним и указательным пальцами.

– Нет, она не солгала. Что-то произошло, и у нее изменились планы.

Спустя два часа из темноты показался субсветовик. Спрятать его от пассажиров не представлялось возможным. Оставалось лишь надеяться, что реакция на появление в иллюминаторах «Ностальгии по бесконечности» не будет агрессивной. Хоури хотела опустить заслонки – допотопная конструкция судна не позволяла просто затянуть иллюминаторы, модифицировав корпус. Но Торн предупредил: нельзя допустить, чтобы у людей зародились лишние сомнения или подозрения.

– Сам облик «Ностальгии», возможно, и не напугает их, – сказал он. – Ты-то знаешь, как должен выглядеть звездолет, и поэтому тебе страшно видеть, во что его превратила болезнь капитана. Но большинство наших пассажиров родились на Ресургеме, субсветовик они представляют себе только по старым документальным записям и космооперам, которыми Департамент вещания потчует народ. Конечно, «Ностальгия по бесконечности» покажется им странноватой, но вряд ли они заподозрят, что причина этой странности – плавящая чума.

– А когда на борт поднимутся?

– Ну, это будет уже другая история…

События подтвердили правоту Торна. Созданная мутациями хаотическая «лепнина» выглядела дико в глазах Хоури, знавшей о чуме больше любого жителя Ресургема. Лишь немногих пассажиров встревожил вид корабля. Большинство предположило, что загадочные надстройки – разновидности оружия или защиты. Разве это не тот самый корабль, который уничтожил целую колонию? Он и должен пугать своим обликом – обликом чудовища, беспощадного разрушителя, воплощенной злобы.

– Напротив, люди обрадовались, – сказал Ане Торн. – Они убедились, что субсветовик на самом деле существует. К тому же многие даже до иллюминатора добраться не могут, а к рассказам других относятся с большим сомнением. А многим просто наплевать.

– Как же им наплевать, если они жизнью рисковали, добираясь сюда?

– Они очень устали. Их заботит лишь одно: побыстрее бы выбраться из тесноты и грязи.

Шаттл медленно двигался вдоль корпуса «Ностальгии». Давно привыкшая к жалкой внешности субсветовика, Хоури наблюдала без особого интереса. Но вдруг нахмурилась, всматриваясь:

– Этого раньше не было!

– Чего не было?

– Того шрама, – сообщила она испуганным шепотом, но указывать не стала. – Видишь его?

– Вон той длинной черты? Ее трудно не заметить.

По корпусу звездолета протянулся на пару сотен метров длинный узкий разрез. Он казался очень глубоким и свежим – края оставались острыми. И никаких признаков ремонта.

Шаттл скользил вдоль борта огромного корабля, словно пузырь воздуха вдоль покрытой шрамами шкуры гигантского кашалота. Торн и Хоури пробрались в нечасто используемую пилотскую кабину, задраили за собой люк и приказали судну включить прожекторы. По корпусу «Ностальгии» зашарили лучи, очерчивая резким светом причудливые наросты. Сразу бросалась в глаза работа чумы: протуберанцы пораженной материи, акры чешуи. Но никаких признаков серьезных повреждений.