Половец Александр Борисович
Шрифт:
Право, тебе затруднительно — и особенно сейчас, спустя столько лет, разгадать это явление, да и надо ли? Скорее всего, тебе довелось встретить семью, образовавшуюся из студента, направленного прогрессивным правительством какой-нибудь Гвинеи в кузницу своих руководящих кадров — спецфакультет саратовского (а может, московского) вуза, и подцепленной на танцплощадке расторопной потаскушки из фабричной общаги. А может быть, брак этот спланирован и благословлен в неких «морганатических» инстанциях — тех, в чьем ведении находились подобного сорта ангажементы — естественно, это было первым, что пришло тебе на ум…
В любом случае, осторожность очевидной обладательницы «красного» паспорта в пояснениях не нуждалась: известно же было, что в каждом магазине и на каждом уличном перекрестке капиталистического города советского человека поджидает провокатор, направленный ЦРУ или эмигрантскими организациями (это, конечно, одно и то же). Изловить душу человека, разложить ее и обратить ее порывы во вред советской державе — это его задание, вот что всегда следует помнить.
«Советские граждане, временно пребывающие за рубежом, — будьте же бдительны!» — этой закавыченной фразой полтора десятилетия назад завершил ты, помнится, заметки…
Твой обратный перелет занял примерно сутки, вместо предполагаемых 10–12 часов. Словом, времени для размышлений выдалось у тебя достаточно. О чем ты думал? Ты думал о том, что почти две недели провел в поездке. Лондон и Париж, Марсель и Ницца, Канны и Сан-Ремо… Все это — места, которые 365 дней в году остаются объектами массового паломничества туристов. Они съезжаются сюда отовсюду. И не было такого места, где бы ты их не встретил.
Ты к ним присматривался с того дня, когда досыта наелся великолепным французским мороженым, оставил положенное число долларов в казино Монте-Карло и научился равнодушно проходить, осторожно ступая по раскаленному пляжному песку, между особами прекрасного пола всех возрастов и религий, обнаживших бюсты навстречу ласковым солнечным лучам.
Разумеется, среди отдыхающих чаще всего попадались французы — парижане, в частности, для которых Средиземно-морское побережье — то же самое, что для москвича — Клязьма или Болшево. Были бежавшие от своих бюргерских будней западные немцы. Было много англичан. Как-то тебе даже встретились поляки и венгры — им, кажется, было можно… Даже вот советских встретил, дважды.
Были, разумеется, и твои нынешние земляки — из Аризоны и Техаса, из Монтаны и Коннектикута. «Земляки» — это ты об американцах, родившихся в этой стране: страховые агенты и секретарши, водители «траков» и пенсионеры, бизнесмены и фермеры… А так хотелось бы тебе здесь называть земляками и тех, кто стал американцем, уехав из СССР. Наших. Ну, не обязательно — американцем. Канадцем, например. Или израильтянином… «Наших» среди туристов тогда не было. Никого.
И сейчас, спустя годы, ты смог удержать себя от того, чтобы не повторить абзац завершавший первую публикацию этих заметок:
— Дорогие, хорошие, трудяги! Да бросьте вы, ну хотя бы на пару недель, ваши бизнесы и конторы, оставьте ваши таксомоторы, прилавки и бормашины! Заприте двери ваших квартир и усадеб, садитесь в самолет — и неситесь! В Канны и на Аляску, в Мельбурн и Гонконг, в Сантьяго и на Берег Слоновой Кости!.. Жизнь наша не так длинна, а мир необъятен… Он удивителен! Пользуйтесь же возможностью увидеть его! Перемещайтесь по его меридианам и параллелям, широко открыв глаза и вбирая в себя великолепие нашей планеты — великолепие, помогающее с еще большей полнотой ощутить то, о чем всегда следовало бы помнить: сегодня ХОРОШО ТАМ, ГДЕ НАС ЕСТЬ!
Глава 8
Из Европы с любовью
«Я… никогда не буду жить в Париже… в молодые годы…»
М.Жванецкий.С фотокамерой ты не расстаешься — почти с детских лет. И теперь, рассматривая только что проявленные снимки, ты вспоминаешь, как, прилетев в Амстердам, по совету гостившего у тебя недавно Севелы, заночевал в клинике его доброго друга, доктора, теперь ставшего иглоукалывателем, Наума Однопозова. И как он, будучи твоим любезным гидом, показывал тебе город, вовсе не такой строгий и чопорный, каким Амстердам может предстать на старинных литографиях или на фотоиллюстрациях в нынешних журналах.
Конечно же, Наум провел тебя через знаменитый квартал, даже через кварталы, «красных фонарей» — их много, протянувшихся вдоль веселой набережной «Принца Альберта». И ведь правда — впечатляют! Сотни окон первых этажей, где в купальных, что ли, костюмах красуются, предлагая себя, дамы разного (есть и даже весьма преклонного) возраста. Но, в основном, все же — студенческого: Наум утверждал, что среди них действительно есть студентки местных университетов… и никто, в общем-то, в Голландии не находит предосудительным такого рода приработок к студенческой стипендии.
Ну и ладно.
На следующий день — Париж, здесь поздним вечером тебя встречает на вокзальной платформе продрогший и злой Лимонов. Еще бы: поезд задержался часа на полтора, пришел позже, чем вы полагали — просто не удосужились заглянуть в расписание. Обычные российские дела… И сегодня Эдику приходится мерзнуть. Хотя, ты-то при чем? Он парижанин, не ты. Зато в следующую неделю он на тебе отыгрывается вполне: тебе не доводилось столько ходить пешком со студенческих лет — да и тогда-то в походах разве что.