– Которых мы освободили из Аушвица.

– И ты можешь это доказать на следствии? Ты думаешь, тебе поверят? Да тебя даже слушать не станут!

– Но генерал Головин…

– А что – Головин? – Штейн выпрямился.

– Головин же может подтвердить, что мы здесь, в Швеции, выполняли его задание.

– Милый, – протянул Штейн. – Опомнись! Да Головин как раз тебя и прикажет ликвидировать, чтобы ему ничего подтверждать не пришлось.

– Как же так?! – Коля, казалось, был в отчаянии от такой несправедливости.

– А вот так! – отрезал Штейн. – Головин через нас вел переговоры с Канарисом. Если бы они завершились успехом и мир был бы заключен, то нас бы с тобой повысили в звании и обвешали орденами. А раз все рухнуло, то мы сейчас с тобой не просто преступники, а опасные свидетели. Головин не то что спать – дышать спокойно не будет, пока мы с тобой живы. Уж я-то знаю. Не повезло нам с тобой. Не наша лошадка пришла к финишу первой.

– Что же теперь нам делать?

– А вот это, милый друг, давай сейчас решать. У тебя документы какие-нибудь есть, кроме тех, которые тебе слепили в Москве?

– Нет, но я могу попробовать их достать. А зачем они вам?

– Да, понимаешь, фамилия мне моя разонравилась. Хочу поменять. Через кого ты хочешь достать документы? У тебя есть знакомые в полиции?

– Нет. Но у меня есть знакомый гешефтмахер, который за деньги готов сделать что угодно. Хоть черта со дна морского достанет.

– Тогда рысью к нему. Времени у нас в обрез. Через два, максимум через три дня нам с тобой нужно раствориться в Европе.

– Как – раствориться? – не понял Коля.

– Как сахар в чае. Чтоб нас с тобой не только Головин, но и все коминтерновские агенты не смогли достать.

– Так его же вроде распустили?

– Распустили? Нет. Распустить его в один день невозможно. Его не распустили, только вывеску сняли, а люди остались. И эти люди по приказу из Москвы будут высматривать нас с тобой во все глаза. Чего ты сидишь? Бегом марш искать своего гешефтмахера! Или ждешь, пока «чистильщик» за тобой явится?

– Какой чистильщик? – Калиной наивности, казалось, не было предела.

– Дамских сапог. Заодно и твои почистит.

– Олег Николаевич, – Коля замялся, подбирая слова. – Вы не обижайтесь на меня, пожалуйста…

– А в чем дело? – встревожился Штейн.

– Вы это… Вы уж без меня, ладно?

– Что – без тебя? Да не тяни ты кота за хвост!

– Вы без меня растворяйтесь.

– Что значит – без тебя? – изумился Штейн.

– Я присягу давал. Вы же сами говорили о долге.

– И что из того?

– Ну вот, стало быть, – развел руками Коля. – Я давал присягу, и мой долг возвратиться в распоряжение моего командования.

– Ты в своем уме?! – возмутился Штейн. – Солдатский долг – умирать, защищая свою Родину от врага! От врага, понял?! А не сдохнуть, как собака, от рук энкавэдэшных следователей. Ты что же думаешь, тебя дома с хлебом-солью встретят? С оркестром? Ковровую дорожку постелют? Ты даже до трибунала не доживешь.

– Это дело не мое, – подвел итог Коля. – Я давал присягу, я командир Красной армии, и мой долг – выполнить приказ командования. Я возвращаюсь, а там как Бог даст.

– Болван, – резюмировал Штейн.

Стокгольм, 31 мая 1942 года.

В немецком посольстве не произошло ничего существенного для постороннего взгляда. Рано утром прибыли два крепких господина средних лет с незапоминающимися лицами. Они предъявили охранникам на воротах свои документы и беспрепятственно прошли на территорию. Это были костоломы из VI Управления РСХА. Ввиду раннего времени они не стали отмечать свои командировочные удостоверения в приемной посла, а проследовали напрямую в апартаменты военного атташе. Багажа и клади при себе у них не было.

Там их уже ждали. В приказе, который они получили от Шелленберга, было сказано, что они поступают в распоряжение гауптштурмфюрера СС Фишер, поэтому прибывшие личности ожидали увидеть коллегу мужского пола. Их изумлению не было предела, когда они увидели молоденькую девушку, почти девочку, с нежными ямочками на щеках и в соблазнительном платье. Оба господина, переглянувшись, подмигнули друг другу, дескать: «Не задание – мечта! Не баба – конфетка! Заодно и роман крутанем».

Девушка сидела за столом военного атташе и приветливо разглядывала вошедших.